Всегда ли испытываемое чувство стыда становится началом нравственного исправления? Ночью, часов в 12, по Тверскому бульвару шли два приятеля. Один высокий, красивый брюнет в поношенной медвежьей шубе и цилиндре (ЕГЭ по русскому)

«Всегда ли испытываемое чувство стыда становится началом нравственного исправления?» — такова проблема, поставленная Антоном Павловичем Чеховым в предложенном тексте. Автор исследует противоречивую природу стыда, демонстрируя, что, несмотря на способность пробуждать в человеке осознание своих ошибок, сам по себе он не гарантирует духовного перерождения. Чтобы убедиться в этом, обратимся к примерам из рассказа.

Позиция Чехова проявляется в эпизодах, раскрывающих внутренние переживания героев.

Василий Иваныч, проигравший чужие деньги и уличенный в мошенничестве, признаёт свою вину: «Совестно и людей, и самого себя… Делаю массу глупостей, гадостей, из самых мелких побуждений, и в то же время никак не могу остановиться…» Это признание кажется первым шагом к раскаянию. Однако уже через несколько минут, размышляя о реакции жены, он решает солгать: «Скажу, что потерял деньги…» Таким образом, стыд провоцирует у героя лишь минутную рефлексию, но не становится толчком к исправлению. Он остаётся в плену собственных слабостей, предпочитая путь обмана вместо честного признания.

Другой пример — поведение Николая Борисыча. Осуждая Василия за фатовство и подлость, он в порыве гнева даёт ему пощёчину: «Звук пощёчины нарушил тишину ночи… Цилиндр слетел с головы брюнета…» Однако сразу после этого рыжему «стало стыдно». Его стыд, однако, не ведёт к извинению или попытке исправить ситуацию. Вместо этого Николай «уткнул лицо в полинялый воротник пальто и зашагал по бульвару... побежал к Тверской…» Стыд здесь лишь обнажает его собственную слабость: он неспособен противостоять импульсивным поступкам и взять ответственность за содеянное. Чехов подчёркивает, что герой так и не осознаёт нравственное значение своего поступка, ограничившись бегством от проблемы.

Смысловая связь между примерами — противопоставление. Василий Иваныч, испытав стыд, продолжает лицемерить, а Николай Борисыч, ощутив раскаяние, проявляет трусость. Оба героя, несмотря на муки совести, не находят в себе сил для внутреннего преображения. Этим автор показывает: стыд, не подкреплённый искренним желанием измениться, остаётся бесплодным. Он не спасает от нравственного падения, если человек не готов к борьбе с собственными пороками.

Я согласен с позицией Чехова. Действительно, стыд — лишь индикатор нравственного кризиса, а не лекарство от него. Например, в романе Фёдора Достоевского «Преступление и наказание» Раскольников, совершив убийство, испытывает мучительный стыд. Однако его путь к очищению начинается не с этого чувства, а с добровольного признания и каторги, где через страдание он обретает подлинное раскаяние. Лишь активное стремление искупить вину, а не пассивное сожаление, становится основой нравственного возрождения.

Таким образом, Чехов напоминает нам: стыд — это зеркало, отражающее наши недостатки, но не волшебное средство их исправления. Преображение требует мужества посмотреть правде в глаза и действовать вопреки своим слабостям. Только тогда душа может подняться из бездны порока к свету добродетели.