Рецензия к роману Финансист. Часть 2. (Драйзер Теодор)

Трудовая жизнь Драйзера началась в том возрасте, когда нормальные дети еще играют в игрушки. Он продавал газеты, батрачил на ферме, мыл посуду в ресторанах, развозил покупателям скобяные товары, доставлял белье из прачечной, собирал квартирную плату у жителей трущоб в Чикаго... Трудно перечислить все профессии, которые перепробовал юный Драйзер. Часто он оказывался совсем без работы. Ему довелось испробовать вкус благотворительного супа и ночевать в ночлежках.

Это был тяжкий жизненный опыт, но для будущего писателя полезный.

К 1892 г. относится начало журналистской деятельности Драйзера. Он работал в качестве репортера в газетах Чикаго, Сент-Луиса, Питтсбурга, Толидо, Нью-Йорка. Сотрудничество в газетах способствовало более широкому знакомству с национальной действительностью. Позднее он вспоминал об этой полосе своей жизни: «Я пошел работать в газеты, и с этого момента началось мое настоящее столкновение с жизнью — с убийствами, поджогами, насилиями, взяточничеством, коррупцией, надувательством и лжесвидетельством в любых формах, какие только можно себе представить» Из своей газетной работы Драйзер извлек еще один урок: он понял, сколь беспринципна, безнравственна и продажна буржуазная пресса. В 1895 г. он бросил репортерскую деятельность и начал сотрудничать в журналах. Он писал заметки, зарисовки, очерки, в которых уже тогда обнаружилось недюжинное литературное дарование. Вскоре ему удалось пробиться в крупнейшие американские журналы того времени.

Журнальная работа Драйзера была разнообразна, но в ней все же просматривается приверженность к определенному жанру. Драйзер предпочитал очерк-портрет, опирающийся на интервью. Его очерки образуют две серии: «Жизненные истории людей, добившихся успеха» и «Заметки об общественных характерах». Готовя материал для очерков, Драйзер встречался и беседовал с самыми разными (но всегда значительными) людьми. Среди них мы встречаем великого изобретателя Томаса Эдисона, выдающегося писателя Уильяма Хоуэллса, известного железнодорожного магната миллиардера Дж. Гулда, миллионеров Карнеги, Армора, Филда... Знакомство с сильными мира сего значительно расширило кругозор Драйзера, позволило ему увидеть вблизи то, что обычно скрыто от глаз рядовых американцев.

Таким образом, мы видим, что собственный жизненный опыт Драйзера как бы подготовил его к роли «открывателя Америки». Биографы давно уже обратили внимание на то, что в таких романах, как «Сестра Керри», «Дженни Герхардт», «Американская трагедия», широко использован автобиографический материал. Но, разумеется, нельзя сводить все к личному опыту писателя. Одного личного опыта тут было недостаточно. Об этом наглядно свидетельствует его «Трилогия желания», включающая в себя три романа — «Финансист», «Титан» и «Стоик».

В ходе стремительного экономического развития США после Гражданской войны началось интенсивное слияние финансового капитала с промышленным, что закономерно повело к возникновению гигантских трестов, корпораций, монополий, сосредоточивших в своих руках огромные богатства и неслыханную власть над миллионами тружеников. Они жестоко расправлялись с конкурентами, нещадно эксплуатировали рабочих и фермеров, не ведая никаких ограничений. Они не считались ни с законом, ни с нравственными принципами. Их моралью была мораль бандитов, которым нечего бояться, поскольку законодательную и исполнительную власть они закупали на корню, пользуясь коррупцией, поразившей, подобно эпидемии, государственную власть на всех уровнях. В народном сознании Америки деятельность этих корпораций и монополий ассоциировалась с образом спрута, не знающего жалости, от щупальцев которого невозможно укрыться. Кстати говоря, Фрэнк Норрис, написавший роман о безнадежной борьбе фермеров с железнодорожным трестом, так и озаглавил его — «Спрут». Это была «новая» Америка, которую предстояло «открыть» американским писателям, и она породила новую фигуру «хозяина жизни» — не просто богача, владельца заводов или фабрик, не торговца и банкира, а финансиста.

Для изображения этой «новой» Америки и сформированного ею человеческого типа Драйзеру уже не могло хватить личного жизненного опыта. Ему пришлось засесть за книги, документы, газетные и журнальные публикации, архивные материалы.. В поисках «героя» он тщательнейшим образом обследовал жизнь и деятельность по меньшей мере двух десятков финансистов, таких, как Морган, Рокфеллер, Гулд, Гарриман и т. п. В конце концов он остановил свой выбор на судьбе Чарлза Тайсона Йеркса, который показался ему наиболее подходящим прототипом для героя трилогии. Мультимиллионер йеркс начал свою финансовую деятельность в Филадельфии, затем перебрался в Чикаго, где монополизировал городской рельсовый транспорт, и завершил жизнь в Лондоне, где почти преуспел в намерении прибрать к рукам всю лондонскую подземку, йеркс был человеком деятельным, энергичным, смелым, беззастенчивым и бесчестным, лишенным каких бы то ни было нравственных принципов. Свою жизнь он положил на удовлетворение трех своих страстей, каковые составляли деньги, женщины и живопись. Финал жизни Йеркса оказался, однако, катастрофичен: он потерял вкус к женщинам и искусству, а колоссальное его богатство, заложенное и перезаложенное ради займов, которые должны были дать ему возможность приобрести контрольный пакет акций лондонского метро и затем неслыханно обогатиться, пошло с молотка.

В «Трилогии желания» Драйзер довольно точно воспроизводит жизненную историю йеркса. Первый роман — «Финансист—посвящен филадельфийскому периоду, второй — «Титан» — чикагскому, третий — «Стоик» — лондонскому. Однако следует иметь в виду, что, хотя на многих страницах трилогии Драйзер почти дословно перелагает многие документы и материалы, касающиеся карьеры Йеркса, он вовсе не стремился написать биографию знаменитого финансиста. Его трилогия — не описание частного случая, но обобщающее художественное творение, имеющее целью проанализировать социальное явление.

«Финансист» — начальная часть трилогии — содержит не только описание раннего этапа деятельности героя, но являет собой как бы введение в мир финансовых операций, махинаций, сделок, характерных для крупного американского города второй половины XIX века. Существование этого мира теоретически было известно читателям Драйзера, но мало кто, в сущности, понимал механику и принципы его функционирования. Автор ведет читателя в банки, торговые конторы, ростовщические «офисы», в муниципалитет и на биржу, подробно объясняет технику спекулятивных операций, способы, посредством которых делаются деньги из «ничего», показывает, каким образом финансисты прибирают к рукам городское самоуправление и получают возможность хозяйничать в городской казне как в собственном кармане. Информация, посвященная этим аспектам жизни Филадельфии, занимает значительную часть романа и помогает читателю превратить общее понятие в конкретное знание. Писатель срывает вуаль таинственности с «больших денег» и обнажает безнравственность титанов финансового мира.

В центр этого мира Драйзер поставил своего героя — Фрэнка Алджернона Каупервуда, характер сложный, неоднозначный и, так сказать, многофункциональный. В некотором смысле Драйзер следовал укоренившейся уже в американской литературе традиции «романа успеха», наиболее отчетливо представленной сочинениями Горацио Алджера, герои которых, начиная «снизу» (чистильщики сапог, продавцы газет, мальчики на побегушках), неизменно достигали вершин славы и богатства благодаря усердию, трудолюбию, предприимчивости и сообразительности. Однако, в отличие от Алджера, Драйзер писал не апологию героя, а, скорее, его разоблачение.

Писатель рассказывает историю Каупервуда, начиная с детских лет. Он изначально наделяет своего героя физической силой, красотой, энергичностью, острым умом, обаянием, способностью внушать доверие — человеческими качествами, которые Каупервуд сохраняет до конца. В этом смысле характер Каупервуда статичен и неизменно вызывает симпатию читателя. Если говорить об эволюции образа, то она будет сосредоточена преимущественно в двух взаимосвязанных областях — профессиональной и нравственной. Каупервуд наживает профессиональный опыт, и в этом процессе разрушаются моральные устои его личности. Он не становится «злодеем». Он просто становится человеком, лишенным нравственности. Она подменяется примитивной этической системой, в основе которой лежит принцип: «мои желания прежде всего». Отсюда, кстати говоря, и название всего цикла — «Трилогия желания».

«Задавшись целью разоблачить воротил «большого бизнеса», Драйзер мог бы, конечно, сделать своего героя выродком, человеконенавистником, одержимым патологической страстью к наживе и т. д., то есть, говоря иными словами, превратить его в «злодея». Но «злодей» — это всегда отклонение от нормы. Писателя же интересовала сама норма, выраженная в «нулевой нравственности». Та Америка, которую Драйзер теперь «открывал» для своих читателей, и была Америка с «нулевой нравственностью».

Трудность задачи писателя была сопряжена с тем, что деловая Америка тщательно скрывала это отсутствие нравственных принципов. В ходу были моральные системы, восходящие отчасти к заповедям Христа, отчасти к просветительской этике, запечатленной в «Декларации независимости» и творениях Бенджамина Франклина. Они служили «фасадом», прикрытием, маской, скрывающей «нулевую нравственность». Отсюда чудовищное лицемерие, пронизывающее общественную и частную жизнь американцев, лицемерие столь привычное, что оно даже не осознавалось как лицемерие. Многие деловые люди совершенно искренне верили в собственную добродетель и столь же искренне верили в необходимость совершения безнравственных поступков, даже не задумываясь об их безнравственности. Характерным примером в этом смысле может служить Батлер — один из персонажей «Финансиста», который обвиняет Каупервуда в том, что тот «банкрот, мошенник и вор», и даже взывает к закону. При этом ему ни на мгновение не приходит в голову, что он точно такой же мошенник и вор и что, строго говоря, по нему тоже «тюрьма плачет».

Одна из важных функций образа Каупервуда в «Финансисте» заключается в том, что в этом характере отсутствие нравственного принципа, присущее всем выведенным в романе финансовым тузам Филадельфии (Молленхауэру, Батлеру, Симпсону и др.), представлено в концентрированной и открытой форме. Разумеется, Каупервуд не возглашает с амвона, что он не признает общепринятой морали, но и не обманывает себя и других. В разговоре со своей возлюбленной Эйлин он высказывается на сей предмет довольно откровенно: «Для того, чтобы добиться успеха... человеку необходимо — пусть чисто внешне — считаться с общепринятыми нормами. Больше ничего не требуется». Каупервуд с легкостью лжет другим, но никогда не лжет себе. Он не прячет истинных мотивов своих поступков и, в отличие от других, не носит маску с постоянством, благодаря которому она, бывает, прирастает к лицу.

Сила Драйзера, его гениальность — в способности пронзительного видения жизни, в умении обнаружить, осмыслить и воспроизвести в художественных образах огромной обобщающей силы новые, важные пласты национальной действительности. Он обладал даром анализа и предвидения. Образы, созданные им, и обстоятельства, их окружающие, не просто типичны. Они концентрируют в себе такие черты общественного бытия Америки, которые еще не были доминирующими, но должны были стать таковыми спустя некоторое время. Именно эта способность делала Драйзера лидером литературного развития Соединенных Штатов начала XX столетия.

Заметим, однако, что силе художественного прозрения у Драйзера сопутствовала слабость философского истолкования действительности. Подобно многим своим современникам — Фрэнку Норрису, Джеку Лондону, Эптону Синклеру и другим — писатель испытал мощное воздействие популярной в те времена философии позитивизма в ее спенсерианском варианте и идей социального дарвинизма с некоторым налетом ницшеанства. В своем сознании Драйзер подчинил общественное развитие естественному закону. Он находил (и показывал) проявление этого естественного закона и в целом, и в частностях. Простейший пример — сцена, которую писатель рисует на первых же страницах романа: маленький Фрэнк Каупервуд наблюдает битву омара и каракатицы в аквариуме на рыбном рынке. Омар, естественно, пожирает каракатицу, поскольку той нечем защищаться. Это, можно сказать, простейшая иллюстрация дарвиновского тезиса о выживании наиболее приспособленных или, если угодно, ницшеанского тезиса о том, что в беге побеждает быстрейший, а в драке — сильнейший. Юный Фрэнк извлекает отсюда «ответ на загадку, долго мучившую его: как устроена жизнь? Так все живое и существует — одно за счет другого. Омары пожирают каракатиц и других тварей. Кто пожирает омаров? Разумеется, человек... Ну, а кто пожирает человека?.. Да, да, конечно! Одни люди живут за счет других». Вот, с позволения сказать, и вся философия, и ничто на последующих страницах романа ей не противоречит.

С этим, кстати, связан и забавный курьез, возникающий всякий раз, когда критики пытаются интерпретировать образ Каупервуда. Они упрекают писателя в том, что, создавая образ колоссальной разоблачительной силы, он «невольно любуется», «восхищается» своим героем. При этом критики совершенно справедливо ссылаются на то, что всякий читатель, прочитавший роман, испытывает к герою чувство симпатии и вполне сочувствует ему даже в безнравственных его деяниях. Думается, что здесь налицо некорректная постановка проблемы. Художественный образ есть продукт наблюдений писателя, пропущенных через его творческое воображение. Если писатель наделяет своего героя какими-то чертами характера, то не следует спрашивать: «Как так? Почему?» Правильно будет спросить: «Зачем? С какой целью?» И тогда все сразу становится на свои места. Фрэнк Каупервуд — финансист, то есть человек, который оперирует не столько своими, сколько чужими капиталами, которые он заимствует у частных лиц, банков и коммерческих организаций. Он должен вызывать доверие, уверенность, что у него достанет ума, воли, энергии, чтобы должным образом распорядиться средствами и обеспечить прибыль. Без этого ему не видеть капиталов, не быть финансистом, не выдержать борьбы с конкурентами. Его личное обаяние и другие привлекательные качества — это, если угодно, «клешни», обеспечивающие омару победу над каракатицей.

Работая над первым романом трилогии, Драйзер исходил из мысли, что финансистом нельзя стать, им нужно родиться, что способность к финансовой деятельности сродни прекрасному голосу певицы или таланту художника — в том смысле, что она есть дар природы. Природа создает финансиста и дает ему предназначение. Сколь бы порочна, безнравственна и антигуманна ни была деятельность финансиста, она в конечном счете создает некие позитивные ценности — развитие сети железных дорог, строительство городов, разработку полезных ископаемых и т. п. Драйзер верит в то, что финансовые «титаны» никогда не захватят власть над народом, страной, миром. Об этом опять же позаботится природа, которая подчиняет все закону «неизбежного уравнения» и в противовес этой категории людей создает других, не менее энергичных и даровитых, преследующих противоположные цели. Общий принцип «философии» Драйзера заключен в его рассуждении о лесе. Природа не заботится об отдельных деревьях. Она заботится о лесе. Отдельные деревья могут вырастать до любой высоты. В конечном счете, они все равно погибнут. А лес пребудет вовеки.

Нетрудно заметить, что философия молодого Драйзера была эклектична, противоречива, непоследовательна. Мы можем только согласиться с советским исследователем творчества Драйзера Я- Засурским, который писал: «Воздействие буржуазной идеологии, в частности влияние идеалистической философии Спенсера, помешало писателю до конца осознать те социальные проблемы, которые он так глубоко видел, чувствовал и изображал. Все более очевидным становится контраст между безжалостной критикой устоев капиталистической Америки и ограниченностью философской концепции Драйзера, несоответствие между критикой и его выводами».

Но не будем при этом забывать, что, каковы бы ни были философские заблуждения писателя, Драйзер остается Драйзером, гением, открывшим «новую» Америку и показавшим ее читателю. Нет ничего удивительного, что американский критический реализм XX столетия возник благодаря усилиям «натуралиста» Драйзера. И прав был тот писатель, который еще в двадцатых годах заметил, что куда бы ни направил свои усилия американский литератор, какую бы область жизни он пи затронул, он повсюду обнаружит следы, оставленные «тяжелыми ногами» Драйзера. Драйзер шел впереди.

Назад