Может ли сохраниться человеческое в человеке в условиях тоталитарного режима? По повести «Один день Ивана Денисовича» (Солженицын А. И.)

Наверное, для нас невозможно до конца понять тот мир, в котором человек долгие годы находится не по своей воле, без причины — просто потому, что машине под названием «государство» понадобилась очередная жертва, дабы укрепить самое себя. Вернее, может быть, мы и поймем что-то умом, а вот пережить, ощутить это — невозможно. Мы привыкли читать о героях, мужественно борющихся со смертью, не кланяющихся врагам, а тут — свои, и никакого особого героизма, цель одна — выжить, дожить. И нет у Ивана Денисовича Шухова никаких высоких мыслей, что надо сохранить в себе душу, человеческое достоинство: он просто живет, как привыкли жить до него миллионы крестьян на Руси: пахать, заботиться о насущном хлебе, никого не винить ни в чем, себя сохранять, терпеть и тянуть — жить, одним словом.

Перед нами один день из жизни простого советского заключенного («зека») Ивана Шухова, который он для себя определяет как «почти счастливый».

Вот они, эти события одного дня героя, сделавшие его «счастливым»: задержался во время подъема — не отправили в карцер; бригаду не выгнали в поле на холод проволоку натягивать; во время обеда получилось «закосить» кашу; бригадир отлично закрыл процентовку, а значит, ещё несколько дней бригада будет сыта; нашел кусок ножовки, позабыл про него, однако на «шмоне» не попался; работал вечером на Цезаря — получил за это немножко харчей; потом табаку хорошего купил, к тому же не заболел…

Вроде даже не очень страшная жизнь: нет «блатарей», за день не прозвучало ни одного выстрела. И все-таки есть конвоиры, мороз и голод, готовые убить. И есть номера на ватниках вместо имен, и есть колючая проволока, и есть карцер, десять суток в котором — верная болезнь, а пятнадцать — смерть. И, наконец, есть несвобода. Но Иван Денисович удивительным образом приспособился ко всему, научился жить здесь, в месте, которое создано для того, чтобы людей этой жизни лишать.

Что же спасает его в этом бесчеловечном мире? Причастность к человеческому обществу. Бригадир — это отец; уважение к нему строится на его справедливом и человечном отношении. «Сидит он второй срок, сын ГУЛАГа, лагерный обычай знает на прожог».

И еще бережет работа. Шухов не привык работать спустя рукава, не может, душа не велит. Вспомним эпизод кладки стены. Как он все точно рассчитывает, выравнивает, пригоняет. В одном из неписанных лагерных законов говорится: «Подохни ты сегодня, я — завтра». Это «общее руководство» ставит человека вне деления на добро и зло. И главная цель — не позволить себе этого, если хочешь звать себя человеком.

Как раз таковым показывает своего главного героя Солженицын. Вот «мелочи» его лагерной жизни: «не мог себя допустить есть в шапке», будто бы равнодушно стоит рядом с курящим Цезарем, помогает Цезарю во время проверки мешок с едой спрятать, печенье дает Алешке… Вот из этих «мелочей» формируется характер: несуетный, рассудительный, обстоятельный, цепкий. И никогда не будет он, как Фетюков, облизывать миски, не будет «шестеркой». Зато одобрит он, что Павло дал вторую порцию каши Буйновскому, ещё не привыкшему к лагерной жизни, и увидит улыбку Алешки, смотрящего на холодное солнце, и восхитится ей. Так же поразит его и человек с удивительно прямой спиной, всю свою сознательную жизнь проведший в лагерях. Подметит Иван Денисович, что и хлеб тот кладет на чистую тряпочку, и к миске не склоняется, а поднимает ложку ко рту. «Удивительный человек! Не примирился!» — вот, что чувствует Шухов. А ещё будет говорить с Буйновским о том, куда старый месяц девался. «На звезды дробится», — убеждён Иван Денисович.

Душа этого человека чиста. Всю жизнь ему сопутствует вера в справедливость в конце, надежда на нее, необъяснимая любовь к жизни. Только не думает об этом Иван Денисович, все это подсознательно существует в нём. Его основная мысль: «Переживем! Переживем все, Бог даст — кончится!».