Конфликт временного и вечного в прозе И. А. Бунина (Бунин И. А.)

Проза И. А. Бунина, как отмечал Чехов, насыщена настолько, что похожа на «густой бульон». Вместительность бунинского языка тесно связана с лирико-импрессионистической манерой изображения и чувствительностью автора к окружающим изменениям. По этой причине любая идея в его произведениях развёрнута и многогранна. Тема времени и конфликт временного и вечного присутствуют не во всех программных рассказах Бунина, но в «Антоновских яблоках», «Господине из Сан-Франциско» и «Чистом понедельнике» они представлены с ориентированием на социальную, философскую и любовную тематику.

Для первого из них самой главной становится проблема смены эпох, и всё повествование пронизано ностальгическими настроениями, сожалением об исчезнувших людях, обычаях и традициях.

В данном случае вечными оказываются воспоминания героя-рассказчика о детстве и молодости, а преходящим – состояние окружающего мира. Хотя “прежде такие усадьбы, как усадьба Анны Герасимовны, были не редкость”, их сменили “мелкопоместные, обедневшие до нищенства” дворяне. Вместе с тем, как исчезает запах антоновских яблок, отражённый в названии рассказа лейтмотив, исчезают последние свидетельства ранее существовавшей жизни “на широкую ногу” в лице Арсения Семёныча. Однако для рассказчика “хороша и эта нищенская мелкопоместная жизнь”, поэтому и она увековечивается в его памяти. Даже измельчание нравов, изменения нравственных устоев человека не способны его разочаровать, он будто бы возносится над миром и временем, оценивая прошлое по материальным и духовным ценностям поместного дворянства. Ту же позицию занимает повествователь в рассказе “Господин из Сан-Франциско”, в котором, следует оговорить, присутствует обличающий голос автора. Главный герой не имеет имени, он типизирован, а значит модель его поведения необыкновенно распространена для буржуазной прослойки общества. Замечание о том, что только с пятидесяти восьми лет он начинает жить, а до этого “лишь существовал”, относится к философскому вопросу о выстраивании жизненного пути и распределению ценностей. Богатство, роскошь и земные наслаждения окружают господина из Сан-Франциско, затмевая истинные любовь, добро, счастье и красоту – этот вполне классический сюжет автор доводит до гротескной формы, погружая героя глубже в пороки и грехи. Хотя при описании портрета показываются только внешние детали – “серебряные усы”, “золотые пломбы” и блестящая “старой слоновой костью” лысая голова, – читатель сразу видит внутренний мир господина из Сан-Франциско, а точнее, его отсутствие. Автор показывает пустоту души, прикрытую маской богатого эксплуататора, и преобладание животных чувств над человеческими, однако снисходительно даёт шанс дочери героя. Эта девушка вся в предощущениях любви, она способна жить и чувствовать, поэтому краснеет за нескромные взгляды своего отца; только она горько рыдает, осознавая его смерть (когда у её матери, старухи с “молочными волосами”, слёзы моментально высыхают после отпора от хозяина отеля). Герой лишён способности живо мыслить, он следует тому, как “люди, к которым принадлежал он, имели обычай начинать наслаждение жизнью” и составляет маршрут вокруг света, пребывая в полной уверенности, что всё решают деньги, и не задумываясь о существовании смерти. Только однажды подсознательно он чувствует её приближение, дважды произносит бессмысленное “ужасно”, но старается не дать этому ощущению стать мыслью. Читатель заодно с повествователем начинает следить за каждой деталью, приближающей пустого героя к вечной пустоте, поэтому “с подагрическими затвердениями в суставах пальцы” могут многое ему сказать, но не господину из Сан-Франциско. Подобные мимоходом сделанные замечания подготавливают к неизбежному концу, как и исход противостояния бушующей морской стихии и “Атлантиды” предопределён самим названием парохода. Более того, “Дьявол, следивший со скал Гибралтара” и “матерь божия, кроткая и милостивая, с очами, поднятыми к небу” хотя и являют собой противоположные силы, они стремятся вывести героя из заблуждения роскоши, который глух и слеп к их знакам. Не покаянием, так смертью иссохшая душа господина из Сан-Франциско изымается на божий суд, и кульминационный момент борьбы героя с припадком удушения разрешает конфликт временного и вечного в пользу смерти. Интересно, что как только тело скрывается в недрах парохода, в “адской” его части, другие богатые обитатели “Атлантиды” и обслуживающий их персонал всеми силами пытаются вытеснить напоминание о неприятном, мнимо считая, что властны отсрочить свой черёд. Финальное лирическое отступление автора о неведении пассажиров сглаживает непримиримость мира “Атлантиды” и истинного, живого мира, оставляя пароход в руках судьбы, будто не до конца приподнимая завесу тайны, какой конец уготован человеку. Неспособность замечать течение жизни, непонимание духовных и нравственных изменений преследуют как пассажиров парохода, так и героя-рассказчика из “Чистого понедельника”. Автор намеренно создаёт образ привлекательного, жизнерадостного и богатого молодого человека, не наделяя его негативными чертами. Выезды в лучшие московские рестораны, посещения театров, концертов только облагораживают его образ, однако отчуждают от героини: он не понимает её интерес к храмам, монастырям и кладбищам, а она не принимает разудалого Шаляпина и “желтоволосую Русь”. При кажущемся родстве южной, сицилианской красоты с восточной, персидской, герои противоположны друг другу, а самое главное отличие – в их духовных уровнях. Она не религиозна, но при этом тонко чувствует торжество веры над земными наслаждениями; её слова: “Вы — барин, вы не можете понимать так, как я, всю эту Москву”, намечают любовный конфликт и объясняют, почему герой мечется “в неразрешающемся напряжении, в мучительном ожидании”. Даже при некоторых, словно взаимно взятых чертах (её слабости к “хорошей одежде, бархату, шелкам, дорогому меху” или его цитировании речи Юрия Долгорукого к Святославу, князю Северскому) сталкиваются два непохожих мира: разговорчивость и задумчивость, открытость и замкнутость, мирскость и надмирность, быстротечность и вечность. Единственным решением героиня воспользовалась, наподобие тургеневской Лизы из романа “Дворянское гнездо”, приняв постриг в монастыре, потому что “бесполезно длить и увеличивать ... муку” несчастной любви.

Разные типы конфликта, представленного в рассказах, показывают его большое значение для Бунина как нравственного идеолога, предлагающего три, на взгляд автора, приемлемых выхода из личностного кризиса: смирение (с уходящим временем и меняющимся обществом), смерть (победа дьявольского начала) и отказ от земной жизни во имя любви (победа божественного начала). Позиция автора в приведённых произведениях выделяется своей властью над героями, в его возможности входит игра с пространством, со временем и деталями, и поэтому в каждом тексте присутствует элемент искусственного насыщения и акцентирования. Бунин помещает свою идею о нравственности человека в искусно сделанные декорации и поэтому она необыкновенно полно раскрывается в переживаниях героев и их судьбах.