Почему В.Г. Белинский назвал Евгения Онегина «эгоистом поневоле»? (Пушкин А. С.)

В восьмой статье «Сочинений Александра Пушкина», посвящённой роману «Евгений Онегин», Виссарион Григорьевич Белинский пишет: «Его [Онегина] можно назвать эгоистом поневоле; в его эгоизме должно видеть то, что древние называли "fatum"». Критик убеждён, что главный герой романа – благородный, глубоко чувствующий и понимающий людей юноша, потерявший душевную теплоту под влиянием «бездеятельности и пошлости» светской жизни. Проанализируем образ Онегина и аргументируем это суждение.

Онегину наскучил пустой блеск, пышная фальшь балов, званых вечеров, мимолётные романы с «записными кокетками».

Эту скуку и утомлённость разделяет с ним сам автор, она стала основой их взаимопонимания и общения: «Я был озлоблен, он угрюм, / Страстей игру мы знали оба; / Томила жизнь обоих нас; / В обоих сердца жар погас; / Обоих ожидала злоба / Слепой фортуны и людей / На самом утре наших дней». Вместе друзья нередко предаются приятным воспоминаниям: «Как часто летнею порою… <…> / Воспомня прежних лет романы, / Воспомня прежнюю любовь. / Чувствительны, беспечны вновь, / Дыханьем ночи благосклонной / Безмолвно упивались мы!» Онегин разочарован суетностью, мелочностью светской жизни, обладает «резким, охлаждённым умом», но по-прежнему способен чувствовать, испытывать эмоции.

Переезжая в деревню, Онегин надеялся вслед за такой крутой переменой в своём окружении избавиться от тоски и приобрести более свежий взгляд на мир, но эти ожидания не оправдали себя. «Два дни ему казались новы / Уединенные поля. / Прохлада сумрачной дубровы, / Журчанье тихого ручья; / На третий – рощи, холм и поле / Его не занимали боле. / Потом уж наводили сон; / Потом увидел ясно он. / Что и в деревне скука та же. / Хоть нет ни улиц, ни дворцов, / Ни карт, ни балов, ни стихов». Заменив крестьянам своего владения барщину на оброк, Онегин насторожил соседей: «Ярем он барщины старинной / Оброком легким заменил. / Мужик судьбу благословил. / Зато в углу своем надулся, / Увидя в этом страшный вред / Его расчётливый сосед; / Другой лукаво улыбнулся, / И в голос все решили так, / Что он опаснейший чудак». Уезжая каждый раз, когда ему хотели нанести визит, и всячески избегая общения с людьми, Онегин вовсе испортил отношения с ними: «Сначала все к нему езжали; / Но так как с заднего крыльца / Обыкновенно подавали / Ему донского жеребца, / Лишь только вдоль большой дороги / Заслышат их домашни дроги: / Поступком оскорбясь таким. / Все дружбу прекратили с ним». Позднее Татьяна в своём письме упомянет, что о нём говорят как о «нелюдиме».

Однако презрение и неуважение к большинству людей не препятствовало тому, чтобы Онегин узнавал и ценил особенного, искреннего человека. Например, юноша с удовольствием беседовал с Владимиром Ленским, хотя и связывал возвышенность его представлений о жизни с юностью и неопытностью: «Но правил нет без исключений: / Иных он очень отличал, / И вчуже чувство уважал. / Он слушал Ленского с улыбкой: / Поэта пылкий разговор, / И ум, еще в сужденьях зыбкой, / И вечно вдохновенный взор / Онегину всё было ново; / Он охладительное слово / В устах старался удержать / И думал: глупо мне мешать / Его минутному блаженству».

Побывав вместе с другом у Лариных, Онегин был уверен в том, что невестой поэта была Татьяна, и удивился своей ошибке. Об этом с замечательной точностью пишет В.Г. Белинский: «Этому равнодушному, охлажденному человеку стоило одного или двух невнимательных взглядов, чтоб понять разницу между обеими сёстрами, – тогда, как пламенному, восторженному Ленскому и в голову не входило, что его возлюбленная была совсем не идеальное и поэтическое создание, а просто хорошенькая и простенькая девочка, которая совсем не стоила того, чтоб за нее рисковать убить приятеля или самому быть убитым».

Наконец, получив признание Татьяны, Онегин был живо тронут искренностью и чистотой её чувства, но не стал обманывать её напрасными надеждами. Ответом на такую возвышенную, однозначную в последствиях любовь могло быть только предложение руки и сердца, однако Онегин не желал брака. «Язык девических мечтаний / В нём думы роем возмутил. / И вспомнил он Татьяны милой / И бледный цвет, и вид унылой; / И в сладостный, безгрешный сон / Душою погрузился он. / Быть, может, чувствий пыл старинной / Им на минуту овладел; / Но обмануть он не хотел / Доверчивость души невинной. <…> / Гимена хлопоты, печали. / Зевоты хладная чреда / Ему не снились никогда».

Становится понятно, что В.Г. Белинский назвал Онегина «эгоистом поневоле», потому что таким его сделало время и окружавшая его среда.