Комментарии к стихотворениям и поэмам Марии Цветаевой. Часть 5. (Цветаева Марина)

1926—1936

«Тише, хвала!..».—Написано во Франции, куда Цветаева переехала 1 ноября 1925 г. Только первую зиму она жила в Париже, где ее с семьей приютили русские друзья; остальные годы — в его пригородах: Бельвю, Медоне, Кламаре, Ванве — в постоянной и острой нужде, в неизбывной «борьбе» с бытом. За почти четырнадцать лет жизни' во Франции она не полюбила французов, не находила в людях сердечности, всегда ощущала их недоброжелательство.

Да и с русскими было не лучше. «Здесь много людей, лиц, встреч, но все на поверхности, не затрагивая», — признается она в 1926 г. Через семь лет — то же самое: «Во Франции мне так плохо, одиноко, чуждо, настоящих друзей — нет. Во Франции мне не повезло» («Письма к Тесковой», с. 38, 109). Стихов за период 1926—1939 гг., по сравнению с предыдущими годами, написано мало: Цветаева была занята крупными произведениями, а 'в 30-е годы — почти целиком — прозой.

Стихотворение «Тише, хвала!..» написано во время жизни в Париже на рю Рувэ 8, где Цветаева с мужем и двумя детьми была втиснута в одну комнату, всегда была на «людях» и не имела своего угла для работы.

(«П амяти Сергея Есенина»).— ТС, с. 260. В беловой

тетради рядом с этим четверостишием — помета: «Строки из несбывшейся поэмы»; здесь же — отдельные строки и двустишия на ту же тему.

Разговор с Гением.— Гений, в понимании Цветаевой, — мужское воплощение музы, поэтическое вдохновение, гений «б древнем смысле»: тот, кто «бдит над поэтом».

Наяд а.— Вечный третий в любви.— («Это — припев. Началось с купального костюма: третьего в любви с морем, — писала Цветаева С. Н. Андрониковой-Гальперн 19 марта 1930 г.— Оцените, Саломея, тему: море, купанье. Хороша — купальщица!)».

Плач матери по новобранц у.— Отрывок из незавершенной поэмы «Егорушка» («Плач Лазорь-реки»), опубликованный автором как отдельное стихотворение. Над поэмой Цветаева работала в 1920—1921 гг., затем в 1928 г.

Стихи к П у ш к и н у — (1—6).— Всю жизнь, начиная с детства, Цветаева преклонялась перед гением Пушкина. Первое стихотворение она посвятила ему в 1913 г.; много упоминала в своей прозе, переписке, в творческих тетрадях. Летом 1936 г. Цветаева перевела восемнадцать стихотворений Пушкина на французский язык. К столетию со дня его гибели она предложила в СЗ «Стихи к Пушкину», около шести лет лежавшие без движения; журнал опубликовал только четыре, причем первое — в сокращенном виде. Отправив стихи в журнал и не надеясь на их напечатание, Цветаева писала Тескозой 26 января 1937 г.: «Стихи к Пушкину»... совершенно не представляю себе, чтобы кто-нибудь осмелился читать, кроме меня. Страшно резкие, страшно вольные, ничего общего с канонизированным Пушкиным не имеющие, и все имеющие — обратное канону. Опасные стихи... Они внутренне —- революционны... внутренне — мятежные, с вызовом каждой строки... они мой, поэта, единоличный вызов — лицемерам тогда и теперь... Написаны они в Медоне в 1931 г., летом — я как раз тогда читала Щеголе-ва: «Дуэль и смерть Пушкина» — и задыхалась от негодования» («Письма к Тесковой», с. 149—150).

Факты, упоминаемые в «Стихах к Пушкину», взяты Цветаевой из книги: В. В. Вересаев. Пушкин в жизни, вып. I—IV М., 1927—1928.

1. «Бич жандармов, бог с т у д е н т о в...».—При жизни Цветаевой было опубликовано с изъятием 9-й, 10-й, 13-й, 14-й, 17-й и 20-й строф. Две ноги свои — погреться — вытянувший.— Во время аудиенции 8 сентября 1826 г., данной Николаем I Пушкину, вернувшемуся из ссылки в Михайловском, поэт «обратился спиною к камину и говорил с государем, обогревая себе ноги» («Пушкин в жизни», вып. II, с. 55). На стол вспрыгнувший при самодержце.— Во время той же аудиенции Пушкин «незаметно для самого себя, приперся к столу, который был позади его и почти сел на этот стол. Государь быстро отвернулся от Пушкина и потом говорил: «С поэтом нельзя быть милостивым!» (там же). Небо Африки своим // Звавший, невское — проклятым.— В «Евгении Онегине»: «Под небом Африки моей»; в письме к П. А. Вяземскому из Михайловского от 27 мая 1826 г. Пушкин говорит о «проклятой Руси», где он вынужден сидеть «на привязи», так как царь не разрешает ему заграничных путешествий. Царскую цензуру // Только с дурой рифмовал —в сказке «Царь Никита и сорок его дочерей». А «Европы вестник» — с...— в эпиграмме, раньше ошибочно приписывавшейся Пушкину (опубл. в «Поли, собр. соч. Пушкина», т. I, М., 1919, с. 384). Всех румяней и смуглее — измененная строка из «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях». Беженство... белокровье мозга, морга синь..— Речь идет о белоэмигрантских «пушкиноведах». Трусоват был Ваня бедный — из стихотворения Пушкина «Вурдалак». Голубей олив... лоб — из стихотворения Б. Пастернака «Вариация 4», обращенного к Пушкину.

2. Петр и П у ш к и н.— Кнастер — сорт табака. Петро-диво, Петро-дело — Петербург. Ганнибал Абрам Петрович (1697—1781) — прадед Пушкина со стороны матери, похищенный турками и присланный посланником Турции в подарок Петру I. На волю? Изволь! — Пушкин просил в 1834 г. отставки от царской службы в Иностранной коллегии. Николай I отклонил его просьбу, пригрозив, что лишит его возможности «посещать архивы», и Пушкину пришлось просьбу об отставке взять обратно. «Николай I Пушкина засадил в клетку, а клетку позолотил (мундир камер-юнкера и — о, ирония! — вместо заграничной подорожной — открытый доступ в архив, которым, кстати, Пушкина при себе и держал.—«Ты — в отставку, а я тебе архивную дверь под носом»). И — Пушкин остался. Вместо деревни — Двор, вместо жизни — смерть», — писала Цветаева в очерке «Наталья Гончарова» в 1929 г. («Прометей», М., 1967, № 7, с. 159—160). Отныне я — цензор.— После возвращения Пушкина в 1826 г. из ссылки Николай I взял на себя цензуру его произведений. Снегов Измаил.— Измаил (библ.) — сын патриарха АврЪама и его рабыни Агари; по более поздним преданиям, считался родоначальником арабов. Василиск — сказочный змей, убивавший взглядом: имеется в виду знаменитый «леденящий» взор Николая I. Полтавских не комкал концов.— Неточность: будучи цензором Пушкина, Николай читал не «Полтаву» (уже вышедшую к тому времени), а «Медного всадника», Пушкин не согласился с замечаниями, и при его жизни поэма не увидела света. Недостойным потомком... Петра был сослан в румынскую область.— В 1820 г. Пушкин за политическую лирику был сослан Александром I в Екатеринослав, Одессу, затем в Кишинев. Сына убил сробевшего.— В 1718 г. Петр I подписал смертный приговор своему сыну, царевичу Алексею, вокруг которого сгруппировались реакционные противники петровских реформ.

3. (С т а н о к).— Над цветком любви.— Цветаева говорит о черновом наброске Пушкина «Цветок любви», опубликованном в 1922 г.

в книге «Неизданный Пушкин».

4. «П р е о д о л е н ь е...» — На фуру несший: Атлета мускулатура.— «А. О. Россет перекладывал тело Пушкина в гроб... Мне припоминалось, какого крепкого, мускулистого был он сложения, как развивал он свои силы ходьбою» («Пушкин в жизни», вып. IV, с. 153).

Поэт и царь 1(5). «Потусторонним...» — Об этом стихотворении Цветаева писала, что оно «месть поэта за поэта. Ибо, не держи Николай I Пушкина возле себя поближе — выпусти он его за границу — отпусти на все четыре стороны — он бы не был убит Дантесом. Внутренний убийца — он» («Письма к Тесковой», с. 150). Потусторонним Ц Залом царей.— Речь идет о галерее, окружавшей памятник Александру II на территории московского Кремля; потолок галереи был украшен портретами предков Александра II, выполненными венецианской мозаикой. Польского края // Зверский мясник.— Николай I жестоко подавил польское восстание в 1831 г.

2 (6). «II ет, бил барабан перед смутным полком...».— В первой строке Цветаева перефразирует строку из стихотворения ирландского поэта Ч. Вольфа «На погребение английского генерала сира Джона Мура» в переводе И. И. Козлова (1825). Жандармские груди и рожи.— По свидетельству П. А. Вяземского, в день выноса тела Пушкина в его доме, «где собралось человек десять друзей и близких... очутился целый корпус жандармов. Без преувеличения можно сказать, что у гроба собрались в большом количестве не друзья, а жандармы». («Пушкин в жизни», вып. IV, с. 163). Точно воры вора... выносили.— В. А. Жуковский вспоминает: «Назначенную для отпевания церковь переменили, тело перенесли в нее ночью, с какою-то тайною, всех поразившею, без факелов, почти без проводников; и в минуту выноса, на которую собралось не более десяти ближайших друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу, где молились об умершем, нас оцепили, и мы, так сказать, под стражей проводили тело до церкви» (там же, с. 162—163). С проходного двора.— Людей, . приходивших в те дни в квартиру Пушкина, — вспоминал современник, — «вели по узенькой, грязной лестнице... парадные двери были заперты, входили и выходили в швейцарскую дверь, узенькую, вышиною в полтора аршина». Умнейшего мужа России.— После аудиенции 8 сентября 1826 г., данной Николаем I возвращенному из ссылки Пушкину, царь заявил в придворном кругу, что он разговаривал «с умнейшим человеком России» (там же, вып. II, с. 57).

Ода пешему ходу (1—3).— Цветаевой не удалось напечатать «Оду» ввиду якобы трудности ее для так называемого «среднего читателя»; она была возвращена ей редакцией СЗ. Работа проходила в два этапа: первые беловики относятся к 20-м числам августа 1931 г., окончательный вариант — к марту 1933 г., когда автор отказывается от некоторых сильных строф, уводящих, однако, в сторону от темы, как, например:

(Мне и крыльев не надо, Застилающих высь! Ведь и боги Эллады К людям — спешивались!)

В марте 1933 г., работая над началом седьмой строфы первого стихотворения (о взгляде пешехода на лопнувшую шину), последняя строка которой уже была написана, Цветаева размышляет на страницах черновой тетради: «Что в этом взгляде: 1) Торжество над врагом, 2) Без параллели: чистая радость (женщины и девичья), 3) Никакая картина так не обрадует... Удовлетворенность, злорадство, 4) Без подобия—описание взгляда» —и дальше идет более десятка вариантов начала строфы.

Перед последней строкой «Оды» («На своих на двоих»), найденной еще задолго до завершения вещи в целом, Цветаева долго искала наиболее емкую метафору предшествующей строки: «М<ожет> б<ыть> сюда: в стихах и в прозе, по дороте и в творчестве —

Чтобы — к сраму ли, к славе ль —> На своих на двоих!

Чтобы в век паразитов — На своих на двоих!»

и т. д, Найдя наконец эту предпоследнюю строку, поэт идет дальше «вспять» в поисках строки, ей предшествующей (рифмы к слову «моллюсков») :

Внук мой! Мозг мой и мускул...

и т. д.

«Смысл: побег (рост), завязь, росток, лист— моя кровь, моя плоть, род мой, слепок мой, второй я» — и находит нужное слово «отпрыск» Скоропадских — от фамилии П. П. Скоропадского (1873—1943), контрреволюционного «гетмана» Украины, просуществовавшего у власти восемь месяцев и свергнутого в 1918 г. Чванством распираемый торс— Имеется в виду реклама автомобильных шин на дорогах Франции: человек без ног, опоясанный шинами. Лакированный нуль — автомобиль. Змея ветхая лесть.— По библейскому преданию, дьявол в образе змея льстивыми речами уговорил Еву сорвать запретный плод с «древа познания добра и зла». Опера и Мадлен — центральные районы Парижа, где находятся лучшие магазины, ателье мод и т. п. ...жаждет Прага — порога. Морены — ледники, глетчеры.

«Не нужен твой стих...», — «Поэзия», с. 164.

Стихи к сыну (1—3).— Сын Марины Цветаевой, Георгий Сергеевич Эфрон, родился 1 февраля 1925 г. в Чехословакии. Подростком рвался ехать в СССР, вместе с матерью в 1939 г. вер-яулся на родину. После смерти Цветаевой сберег ее архив. Окончил школу в Ташкенте, затем посещал лекции в Московском литературном институте. Много читал: для своего возраста был очень развит и образован. Отличался литературной одаренностью и художественными способностями, о чем говорят оставшиеся после него дневники, письма и рисунки (ЦГАЛИ). В начале 1944 г. был призван на фронт. Погиб в июле 1944 г., будучи раненным в бою под деревней Друйка Браславского района Витебской области (см. об этом публикацию Станислава Грибанова «Строка Цветаевой» — журн. «Неман», 1975, № 8).

3. «Не быть тебе нуле м...».— Галльский петух — одна из национальных эмблем Франции.

Родина.— С калужского холма.— Речь идет о Тарусе (см. коммент. к стихотворению «Бежит тропинка с бугорка...»).

«Над вороным утесо м...».— Журнал «Встречи», Париж, 1-934, № 4—5, в цикле из пяти стихотворений под названием (Ici — haub («Здесь, в поднебесье» — фр.). Посвящено памяти М. А. Волошина. На твоей скале.— Волошин похоронен в Коктебеле, согласно его желанию, на вершине хребта Кучур-Янышар.

«Никуда не уехали — ты да я...».— Сильная нужда не давала возможности Цветаевой уезжать каждое лето на отдых. Чтобы заработать деньги на это, а также покрывать бесчисленные долги, она вынуждена была устраивать вечер-а своих чтений.

Стол (1—6). Дочь Цветаевой А. С. Эфрон вспоминает о том, как работала Цветаева: «Отметя все дела, все неотложности, с раннего утра, на свежую голову, на пустой и поджарый живот. Налив себе кружечку кипящего черного кофе, ставила ее на письменный стол, к которому каждый день своей жизни шла, как рабочий к станку — с тем же чувством ответственности, неизбежности, невозможности иначе. Все, что в данный час на этом столе оказывалось лишним, отодвигала в стороны, освобождая, уже машинальным движением, место для тетради и для локтей. Лбом упиралась в ладонь, пальцы запускала в волосы, сосредоточивалась мгновенно. Глохла и слепла ко всему, что не рукопись, в которую буквально впивалась — острием ' мысли и пера» (Зв., 1973, № 3, с. 157).

1. «М ой письменный верный стол 1..».— Штранд (нем.)—морской берег. Морю толп еврейских — горящий столп.— По библейскому преданию, при исходе евреев из Египта бог в образе огненного столба указывал им путь.

2. «Тридцатая годовщин а...».— Тридцатая годовщина, — Цветаева начала писать стихи с раннего детства; в одиннадцать-две-надцать лет она писала стихи уже последовательно и сознательно.

3. «Тридцатая годовщин а...».— Березу берег карел.., — Карельская береза — ценный сорт древесины. Трех самозванцев в браке признавшая тезка — Марина Мнишек (см. о ней коммент. к циклу «Марина»).

4. «Обидел и обошел?..».— Парижские химеры — украшения на соборе Парижской богоматери, сделанные в виде фантастических существ — химер.

Куст (1—2).

2. «А мне от куста — не шум и...».— Невнятицы Фауста Второго.— Речь идет о второй части «Фауста» Гете, сложного философского произведения.

«Уединение: уйди...».— «Поэзия» с. 170. Стихотворение тематически связано со стихотворением «Сад» (см.),

Челюскинц ы.— В черновике письма Цветаевой к поэту А. Эйснеру, упрекнувшему ее в том, что не откликнулась на подвиг челюскинцев, читаем: «...многие годы уже я — лирически — крепко сплю... Степень моего одиночества здесь и на свете. Вы не знаете... и вот Ваш оклик: запрос! А теперь я написала Челюскинцев — не я написала, сами написались!» Родили дитё.— Во время экспедиции на «Челюскине» родилась девочка. Второй уже Шмидт — О. Ю. Шмидт (1891—1956), возглавлявший экспедицию «Челюскина»; «первый» Шмидт — лейтенант П. П. Шмидт (1867—1906), один из руководителей Севастопольского восстания 1905 г.

«Рябину...».— Поэзия», с. 164. Написано во время работы над стихотворением «Тоска по родине! Давно...» (см.).

Деревья («Кварталом хорошего тона...»).— Париж, в отличие от Праги, Цветаева не полюбила. «В Париже нужно жить Парижем, иначе ты в нем и он для тебя бессмыслен» (письмо 1927 г.). «QueI triste plaisir que de s'amuser! (Какое грустное удовольствие развлекаться! — фр.) — так я смотрю на вечерний Париж. Его приманки — не для меня» (письмо 1929 г.). «Париж мне душевно ничего не дал» (1932 г.) («Письма к Тесковой», с. 52, 76, 96). Парижскую богемную молодежь Цветаева считала фальшивой, находящейся в тупике, и с тревогой думала о будущем своего сына, говорила об отвратительноети «юношеской пошлости».

Листовки — здесь: печатные рекламы, раздаваемые на улицах прохожим. Мертвые лисы — лисьи меха. Смертный рис — рисовая пудра, делавшая лица бледно-голубоватыми. Был дуб...— Святой Людовик — чего глядишь?—По преданию, у подножья знаменитого дуба'в Вен-сенском лесу французский король Людовик Святой (1226—1270) выслушивал жалобы и творил правосудие.

Надгробие (1—5).— Все стихотворения, кроме пятого, написаны после кончины Николая Павловича Тройского (1909—1934), молодого поэта, трагически погибшего под колесами метро. Цветаева подружилась с ним в 1928 г.; она высоко ценила его стихи, видела в них, как и во всем духовном облике юноши, большое сходство с самою собой (Гронский, действительно, был тогда всецело под ее влиянием). Через Н. П. Гронского она пересылала свои стихи для печатания в парижскую газету «Последние новости», где работал его отец; совершала с ним пешие прогулки по медонским лесам. К тому времени относится несколько вариантов незавершенного стихотворения, обращенного к Тройскому. Один из них:

«Н. П. Г.— в память наших лесов.

Лес: сплошная маслобойня Света: быстрое, рябое. Бьющееся, как Ваграм. Погляди, как в час прибоя Лес играет сам с собою!

Так и ты со мной играл».

Сохранилась их переписка 1928—1930 гг.: девяносто девять писем Цветаевой и сорок одно — Гронского; после его смерти Цветаева думала издать эту переписку. На смерть молодого поэта она откликнулась статьей «Поэт-альпинист» (декабрь 1934 г.; напечатана в переводе на сербскохорватский в белградском журн. «Русский архив», 1935, № XXXII—XXXIII). Русский оригинал этой большой статьи не сохранился. После отказа журнала напечатать ее целиком (вероятно, из-за резких страниц о спорте и спортсменах, которым она противопоставляла одинокого альпиниста-поэта), Цветаева сделала попытку напечатать статью в урезанном виде, но тоже безуспешно. В 1936 г. СЗ опубликовали ее маленькую рецензию на вышедшую посмертно книгу Гронского «Стихи и поэмы».

5. «Оползающая глыб а...».— Марина Цветаева, Стихотворения и поэмы. Л., 1979, с. 542. Включено в цикл «Надгробие» в 1940 г.

«Есть счастливцы и счастливиц ы...».— Это стихотворение тематически предшествует циклу «Надгробие». Пел же над другом своим Давид.— По библейскому преданию, Давид (см. коммент. к стихотворению «Быть мальчиком твоим светлоголовым!..») оплакал своего любимого друга Ионафана в «плачевной песне». Об Ор фее и Эвридике см. коммент. к стихотворению «Как сонный, как пьяный...»,

Вторую часть стихотворения (начиная с третьей строфы) Цветаева дописала позже; она колебалась между двумя, равнозначными для нее, вариантами и так и не выбрала окончательный. Приводим другой: Пел же над другом своим Давид

Так, что поныне молод!

Если б Орфей не сошел в Аид

Сам, а послал бы голос

Свой... ибо голос тебе, поэт,

Вместо лица и вида

Дан, — Эвридика на белый свет

Вышла из мглы Аида.

Б у з и н а.— Последняя строфа не была завершена, однако в 1940 г. Цветаева намеревалась включить стихотворение в предполагавшийся сборник без этой строфы, сознательно обрывая, как делала не раз.

Отвергнутая автором строфа:

Бузина багрова! багрова! Бузина целый край забрала В лапы! Детство мое у власти! Нечто вроде преступной страсти. Новизна меж тобой и мной... (Бузина меж тобой и мной...) Я бы века болезнь — бузиной Назвала...

Дом («Лопушиный, ромашный...»).— Опубликованное автором как отдельное стихотворение, является началом незавершенной поэмы «Певица», над которой Цветаева работала в 1935 г. В стихотворении речь идет о доме в предместье Парижа — Ванв, где она жила с 1934 по 1938 г., и об окне, перед которым рос каштан.

«Ударило в виноградни к...».— Масонское Око.— Одним из масонских знаков было «всевидящее Око» (глаз с расходящимися от него лучами).

Читатели газет.— «Мир газет — мне страшен, помимо всего заставляющего ненавидеть газету, эту стихию людской пошлости! — я ее ненавижу за исподтишка, за коварство ее ровных строк» (письмо от 25 июля 1925 г.). Гуттенбергов пресс — печатный станок (по имени его изобретателя Гуттенберга; 1400—1468). Шварцев прах — порох (по имени его изобретателя, францисканского монаха Бертольда Шварца; XIV г.).

Стихи сироте (1—7).— Обращены к А. С. Штейгеру (1907— 1944), поэту, с которым Цветаева к началу переписки лично знакома не была, а знала через его сестру, поэтессу Аллу Головину. Летом 1936 г., живя в Савойе, в горном селении Сен-Лоран, она получила от Штейгера, больного туберкулезом и только что пережившего несчастную любовь, полное отчаяния письмо с «воплем» о помощи, — в ответ на что откликнулась сразу к горячо: писала ему каждый день, одобряла, утешала, посылала написанные для него стихи. Однако Штейгер оказался слишком ординарным и слабым, он не выдержал лавины направленных на него чувств и забот, и к тому же он был верным сыном парижской богемы, к которой и рвался из своего туберкулезного санатория. В сентябре он получил от Цветаевой полную негодования отповедь: «Мне для дружбы, или, что то же, — службы — нужен

Назад