Письмо Родиону Раскольникову о причинах преступления, о Соне Мармеладовой и раскаянии (Достоевский Ф. М.)

Здравствуйте, Родион Романович! Ваша история, жизненный путь и взгляды на мир уже более ста лет будоражат умы людей, Ваша личность подвергалась неоднозначным оценкам. Вы стали столь знамениты, что каждый десятиклассник знает о Вашей судьбе. Сколько непонимания и осуждения со стороны современников и нынешнего поколения людей обрушилось на Вас! Хотя, быть может, нам, «тварям дрожащим», и не суждено в полной мере осознать всего происходящего во внутреннем мире такого «необыкновенного» человека, как Вы. Но об этом позже. Я была наслышана о Вас еще прежде, чем решилась всерьез ознакомиться с Вашей судьбой (да, настолько Вы известны в современном обществе!).

И скажу, что Вы очень меня заинтересовали как личность. В Вас есть нечто особенное, выделяющее из массы. Мне было интересно наблюдать за Вашими мыслями, поступками, взаимоотношениями с окружающими. Хочется выразить отдельную благодарность Ф. М. Достоевскому, который так глубоко смог понять Вашу душу и описать Ваш образ. Я рада, что мне выпала честь написать Вам и лично выразить свое мнение.

Для начала скажу, что с самых первых страниц романа мне стало ясно, что Вы совершите задуманное преступление. Давящая атмосфера Петербурга с его «вонью и грязью», положение «задавленного бедностью» человека, ненавистная «крошечная клетушка», похожая на гроб, где Вам приходилось жить — все это подталкивало к совершению того ужасного душегубства. Признаюсь, что по ходу чтения я с упорством старалась понять, почему Вы совершили преступление. Отвратительные условия жизни, бедность, сложное положение матери и сестры, но теория «крови по совести» … С этим невозможно согласиться! Вы неприятно поразили меня! Ваше высокомерие и гордыня дошли до предела, когда Вы создали свою теорию. «Я просто убил; для себя убил; для себя одного», — говорите Вы, объясняя Соне причины преступления. Вы хотели проверить «тварь ли я дрожащая или право имею», хотели «Наполеоном сделаться», но не смогли вынести тяжесть собственного преступления и сделали явку с повинной.

Ваш разум был уязвлен сотворенной теорией. Меня удивили суждения, приравнивающие Ваше преступление к «преступлению» Сони: «Разве ты не то же самое сделала? Ты тоже переступила… смогла переступить». Да, вы вдвоем нарушили евангельские заповеди, но какие разные у вас мотивы! Соня совершила насилие над собой во имя спасения семьи, она пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти других. А Вы, Родион, ради чего убили Вы? И после этого Вы смеете ставить знак равенства? Вы были столь грубы, резки с Соней, что она робко протягивала Вам руку, боясь, что Вы её можете оттолкнуть. Я думаю, что именно она воскресила Вас. Эта удивительная девушка, живущая в ужаснейших условиях, быть может, худших, нежели Ваши, проявила любовь, жалость и сострадание. То самое сострадание, в котором так нуждался её покойный отец, говоря: «ведь надобно же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы и его пожалели». Она вдохнула в Вас жизнь, направила на путь раскаяния и была с Вами на всем этом пути.

Раскаяние далось Вам тяжело… Признать перед судом свою вину оказалось легче, чем перед самим собой. Ваша совесть по-прежнему была спокойна даже на каторге. Ф. М. Достоевский написал, что Вы обрадовались бы, если бы судьба послала Вам «жгучее раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут». Но его все не было. Переломным моментом стал Ваш сон. Читая его описание, я обнаружила, что нарисованная Вашим воображением реальность оказалась отражением той самой злосчастной теории, но только в планетарных масштабах. После него Вы уже не могли остаться прежним, Вы наконец отвергли свою теорию.

Родион Романович, простите меня, если я ненароком задела Вас резкостью моих суждений. Вы произвели на меня огромное впечатление, и я не могла говорить с Вами равнодушно. Я была счастлива узнать, что Ваши взгляды изменились, что Вы все переосмыслили. Особенно меня обрадовали следующие слова, сказанные про Соню: «Разве могут её убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства и стремления, по крайней мере…». Я верю, что Вас ожидает новое, великое будущее.

С уважением, Полина.