Рассказ Чаша жизни Я все молчу Святые (Бунин И. А.)

Чаша жизни

Бунин рассказывал, из чего создалась у него «Чаша жизни»: «То, что у каждой девушки бывает счастливое лето — это, между прочим, вспомнилась сестра Машенька. Перед замужеством она все выходила в сад, повязывала ленточку, напевала лезгинку. И после замужества, когда на год оставила мужа, помощника машиниста, то тоже как-то повеселела, часто ездила на заводы в соседнее имение Колонтаевку, там была сосновая аллея, как-то особенно пахло жасмином в то лето... Эту аллею я взял потом в «Митину любовь», и так все это было жалко и горестно! А мордовские костюмы носили барышни Туббе (дочери немца, винокура у помещика-соседа Бахтеярова в Глотове.

- А. Б), и там же был аристон, и опять эта лезгинка... Отец Кир? Отец Кир... это от Андреева. Ведь он мог быть таким, синеволосый, темнозубьш... А кое-что в Селихове - от брата Евгения. И он тоже купил себе граммофон, и в гостиной у него стояла какая-то пальма. А главное, отчего написалось все это, было впечатление от улицы в Ефремове. Представь песчаную широкую улицу, на полугоре, мещанские дома, жара, томление и безнадежность... От одного этого ощущения, мне кажется, и вышла «Чаша жизни». А юродивого я взял от Ивана Яковлевича Корейши...

Его вся Россия знала. Был такой в Москве. Лежал в больнице и дробил кирпичом стекло. И день и ночь, так что сторожа с ума сходили. И когда он спал, неизвестно! И вот валил туда валом народ, поклонницы заваливали его апельсинами... Когда он умер, везли его через весь город, он долго стоял в кладбищенской церкви... И дурак я, что не написал жития этого «святого». У меня и материалы вое были... Там стихи его были» («И. А. Бунин», с. 187 - 188).

О Корейше рассказывает Н. Д. Телешов в «Записках писателя» (М., 1953, с. 269 — 271). О нем писали Достоевский в «Бесах» (Ф. М. Достоевский. Поли. собр. соч. в тридцати томах. Худож. произведения, т. I - XVII, т. X. Л., 1974, с. 254; примеч., т. XII, с. 234 и 302), Н. С. Лесков в сатирическом рассказе «Маленькая ошибка».

Стр. 461. Осыплю лицо... могильной перстью —т.е. горстью земли.

Я все молчу

Стр. 477. ...на престольный праздник, называемый Киршами, в селе бывает ярмарка. — Ярмарка изображена Буниным по впечатлениям от ежегодных ярмарок в д. Глотово, где он обычно проводил лето у своей двоюродной сестры. Некоторые подробности из дневниковых записей о Глотове перенесены им в рассказ «Я все молчу». 15 июля 1911 г. он записал:

«Нынче Кирики (день Кирика и Иулитты 15 июля ст. ст.— А. Б.), престольный праздник, ярмарка. Выходил. Две ужасных шеренги нищих у церковных ворот. Особенно замечателен один калека. Оглобли и пара колес. Оглобли "наполовину заплетены веревкой, на оси — деревянный щиток. Под концами оглобель укороченная, с отпиленными концами дуга, чтобы оглобли могли стоять на уровне оси. И на всем этом лежит в страшной рвани калека, по-женски повязанный платком, с молочно-голубыми, почти белыми, какими-то нечеловеческими глазами. Лежит весь изломанный, скрюченный, одна йога, тончайшая, фиолетовая, нарочно (для возбуждения жалости, внимания толпы) высунута. Вокруг него прочая нищая братия, и почти все тоже повязаны платками.

Еще: худой, весь изломанный, без задницы, один кострец высоко поднят, разлапые ноги в сгнивших лаптях. Невероятно мерзки и грязны рубаха и мешок, и то и другое в запекшейся крови. В мешке куски сального недоваренного мяса, куски хлеба, сырые бараньи ребра. Возле него худой мальчишка, остроухий, рябой, узкие глазки. Весело: «Подайте, папашечки!» Еще: малый, лет двадцати пяти, тоже рябой и веселый. Сказал про одного нищего, сидевшего на земле, у которого ноги в известковых ранах, залепленных подорожником, и в лиловых пятнах: «Ето считается по старинному заведению проказа». Потом все нищие деловито двинулись на ярмарку. Прокаженный поехал, заерзал задницей по земле...

Мужик на ярмарке, держа елозившего у него под мышкой в мешке поросенка, целый час пробовал губные гармонии и ни одной не купил. Веселый, ничуть не смутился, когда торгаш обругал его» («Подъем». Воронеж, 1979, № 1, с. 115).

В. Н. Бунина также вспоминала о Глотове:

Церковь «стояла в двух шагах от нашего дома, рядом с нашим фруктовым садом. Перед ней был большой выгон, а вокруг нее шла каменная ограда. В ограде находились могилы помещиков, сзади церкви — часовня, где образа писались с покойных Глотовых».

«В церковной ограде стояли два ряда нищих, кончалась обедня, и они все приняли надлежащие позы в ожидании подаяний. Такого количества уродов, калек мы не видели и на Востоке! Описывать их я не стану. Они даны в рассказе у Ивана Алексеевича «Я все молчу»... Ян, пока слепые пели, внимательно всматривался в каждого...» Одного из калек Бунин заставил «рассказывать свою биографию, иногда шутил с бабами, девками, давал пятаки мальчишкам, чтобы они погарцевали на деревянных конях».

На ярмарке «уже много пьяных, мне показывают высокого солдата в щегольских блестящих сапогах, ежегодно в этот день бьющего смертным боем лохматого мельника, который отбил у него жену. Солдат уже выпивши, хорохорится, готовясь к драке» («И. А. Бунин», с. 113).

Стр. 482. Три сестры жили...— Этот стих и следующие Бунин записал в Глотове 19 мая 1912 г. со слов странника Ивана, который рассказал ему приведенную в «Худой траве» легенду о табаке. Текст духовного стиха дан в рассказе, по сравнению с записью в дневнике, в немного измененном виде.

Святые

Стр. 483. Арсенич. — Бунин писал в 1943 г.: «...Весь этот Арсенич сплошь выдуман, — никакого такого, даже подобного я никогда не видал, — как выдумано девять десятых всего мною написанного».

Стр. 486. Ниоба. — В греческой мифологии — дочь Тантала. Она оскорбила, хвастаясь своими многочисленными детьми, богиню Лето, мать Аполлона и Артемиды, за что были убиты все ее дети, а Ниоба от горя окаменела.

Стр. 488. Мальтретировать — от ф p. maltraiter — грубо обращаться, издеваться.

Стр. 492. Шелками шамаханскими. — Шамаханский — из Шемахи (на Кавказе).