Александр Александрович Блок и октябрьская революция 1917 года. (Блок Александр)

“Революция, как грозовой вихрь, как снежный буран, всегда несет новое и неожиданное; она жестоко обманывает многих; она легко калечит в своем водовороте достойного; она часто выносит на сушу невредимым недостойных; но это не меняет ни общего направления потока, ни того грозного и оглушительного шума. Гул этот все равно о великом.”

А. А. Блок “Интеллигенция и Революция”

Октябрьская революция, воспринималась Блоком как стихийный взрыв, восстание, бунт, этот мятежный порыв тридцатисемилетний поэт принял восторженно. И эта революционная буря породила в нем рьяный, почти бессознательный духовный подъем: всего лишь один месяц, буквально на одном дыхании, Блок написал поэму “Двенадцать”, которая не только является одной из признанных вершин его творчества, но и одним из самых ярких произведений русской поэзии.

В записной книжке Блока в записи от 29 января 1918 года, окончанию работы над поэмой, поэт, обычно строгий по отношению к себе, сказал: “Сегодня я – гений”. По сути, “Поэма эта есть, бесспорно, высшее достижение Блока. В основе – крик отчаяния за гибнущее прошлое, но крик отчаяния, который возвышается до надежды на будущее”, – так отозвался о произведении Л.Д.Троцкий. “Двенадцать” является, по истине, парадоксальным произведением.

“В январе 1918-го года я в последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в январе девятьсот седьмого или в марте девятьсот четырнадцатого. Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было писано в согласии со стихией (с тем звуком органическим, которого он был выразителем всю жизнь), например, во время и после окончания «Двенадцати» я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг — шум слитный (вероятно шум от крушения старого мира). Поэтому те, кто видит в Двенадцати политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой, — будь они враги или друзья моей поэмы”, пишет Блок в своих “Поздних статьях”. И через год, в предсмертном бреду, он требовал от жены обещания уничтожить все экземпляры поэмы. Так, мы видим эволюцию в отношении Блока к революции и большевикам, которую он прошел после создания поэмы.

Отношение современников Блока к нему после написания поэмы сильно изменилось. Были литераторы, которые перестали пожимать Блоку руку. Многие из бывших поклонников и даже друзей просто прекратили общение с поэтом. К примеру, на антибольшевистском концерте, на котором Ахматова выступала в окружении своих друзей: Судейкиной и Лурье, Блока бранили и критиковали. Сам Блок на это собрание, разумеется, не пришел. Позже ему рассказали, что публика на этом концерте кричала в его адрес: “Изменник!” Были люди, которые, встречаясь с ним, наоборот горячо жали Блоку руку и говорили, что теперь ясно, что он на стороне большевиков. На сторону Блока перешли символисты: Андрей Белый и Валерий Брюсов, поддерживающие революционный пафос поэмы. Были те, кто считали, что для большевиков эта поэма очень опасна. Виктор Шкловский говорил, что поэму Блока многие не поняли и осудили из-за того, что привыкли воспринимать поэзию Блока всерьез и только всерьез. Позже Шкловский, прочувствовав новые мотивы, находящиеся в поэме, раньше не присущие Блоку, сказал: ““Двенадцать” - ироническая вещь. Она написана даже не частушечным стилем, она сделана «блатным» стилем. Стилем уличного куплета вроде савояровских”. Сам же Блок, говорил, что всего лишь капля политики способна разрушить поэзию. Поэтому, свое прямое отношение к Октябрьской революции Блок выразил в своем очерке “Интеллигенция и революция”, в котором он отождествлял революцию с перерождением общества и призывал слушать музыку революции. Между тем, если вслушаться в его поэму “Двенадцать”, то можно заметить, что в ней перекликаются разные мелодии и ритмы: от русских народных песен до революционного марша.

Но все же отношения Блока к революции оставались двойственными. И эта двойственность отражается в его поэме “Двенадцать”. С одной стороны, поэт отождествлял революцию с переходом в новый мир, об этом говорит образ Иисуса Христа, введенный автором в финале поэмы. Он становится символом перевоплощения, перерождения послереволюционного русского общества, и когда двенадцать красноармейцев оказываются на перепутье, он указывает им дорогу и ведет их за собой. С другой же стороны, образ Катьки, разбитной питерской девки, которая даже во время революции, когда каждый раздет и разут, пытается урвать свой кусок счастья: “Гетры серые носила, //Шоколад Миньон жрала” и которая становится жертвой ревности Петрухи. Между тем, Андрей Белый сказал, что Катька – это новое воплощение Прекрасной дамы, продолжение образа Незнакомки. И двенадцать собираются выстрелить в Русь: “Товарищ, винтовку держи, не трусь!//Пальнем-ка пулей в Святую Русь”, но стреляют они в Катьку. Здесь она становится не только символом вечной женственности, но и символом России. Между Катькой и Христом в поэме устанавливается некая связь. Ее “зубки блещут жемчугом” и “снежной россыпью жемчужной” ступает Иисус. Таким образом, с одной стороны, гибнет Россия, а с другой, она перерождается. В этом и заключается двойственные, смешанные чувства Блока по отношению к Октябрьской революции 1917 года.

Более того, через всю поэму проходят два внутренних мотива: “черный вечер”- современная ужасающая реальность, и “белый снег” – новый светлый мир. Противопоставление двух данных сил, основанное на контрасте, также подчеркивает двойственность и бескомпромиссный исход (борьбу двух сил).

Раскол России же наиболее точно передают образы старого и нового миров. Блок стремился быть объективным в изображении данного переломного момента (здесь также проявляются черты реализма), поэтому он не принимал сторону только одного из миров. Блок сумел передать читателю революционную действительность такой, какой она была предстала перед ним в октябре 1917. Он сумел показать ту эпоху, когда остались лишь пережитки старого общества, а путь к новому лучшему миру еще не создан. Символ старого мира здесь – “Поджавший хвост паршивый пес”, который жмется к буржую, стоящему на перекрестке. Перекресток здесь отображает вариативность исходов будущего страны, как я уже говорила, перепутье. Старый мир стоит на перекрестке “безмолвный как вопрос” и ожидает своей судьбы. Также к старому миру относятся: старушка из первой главы, не понимающая смысл революции, “товарищ поп”, “писатель-вития”, оплакивающий Россию, и “барыня в каракуле”. Новый мир представляют двенадцать: “В зубах - цыгарка, примят картуз, //На спину б надо бубновый туз!”, который носили каторжники на своих одеждах. Данная деталь описывает двенадцать как убийц и разбойников, об этом же говорит их намерение стрельнуть в Русь и убийство Катьки.

Убийство Катьки становится смысловым узлом поэмы. Здесь в 7 главе происходит отречение от Бога и от любви. Если вспомним Евангелие, то там говорится, что “Бог есть любовь”. В душе Петрухи происходит духовный раскол.

Скорей всего, именно в Петрухе и находится разгадка революции в понимании Блока. Он на глазах читателей под натиском остальных одиннадцати перевоплощается. Последствия страшного убийства породили угрызения совести в душе Петрухи, но одиннадцать подавляют и убивает его идеологию: “- Ишь, стервец, завел шарманку,

Что ты, Петька, баба, что ль?

- Верно, душу наизнанку

Вздумал вывернуть? Изволь!

- Поддержи свою осанку!

- Над собой держи контроль!”. Так, Петруха приходит к веселью, но мы видим, что она наиграно, и больше воспринимается как скука. Эта скука впоследствии приводит героя к агрессии, мести, злобе, которая находит выход в грабежах и гулянье голытьбы. И в 10 главе мы снова слышим укор от одиннадцати в сторону Петрухи, которые отрекают его от Бога: “От чего тебя упас//Золотой иконостас?//Бессознательный ты, право, //Рассуди, подумай здраво -//Али руки не в крови//из-за Катькиной любви?”. В итоге, 10 глава заканчивается революционным маршем и словах о приближении врага: “Близок враг неугомонный”.

Кто же такие двенадцать? Двенадцать разбойников или же двенадцать апостолов? Символика числа двенадцать имеет множество значений, как я выразилась выше, это могли быть двенадцать учеников Христа. Также это двенадцать месяцев – жизненный круговорот. Вьюга, бушующая на протяжение всей поэмы, порождает неистово рьяный вихрь, труп Катьки на снегу, развивающийся плакат “Вся власть учредительному собранию”, выстрелы, бедный Петруха, мировой пожар, грязь, кровь, звуки революционного марша, городского романса, все сливается воедино, предоставляя нам настолько живую многогранную картину современного Петрограда, что ты невольно ужасаешься этой жестокой реальности или же бурной стихии.

Лично я придерживаюсь мнения о двенадцати апостолах нового мира, которых Христос через пургу и метель ведет к перерождению страны. Но с другой стороны, двенадцать – разбойники и убийцы, в которых нет ничего святого, и поэма предоставляется как бесовидение. Так, ставится вопрос: Христос или Антихрист? Ответ на него до сих пор остается загадкой. Многие считали, что образ Иисуса, введенный в финале поэмы, является за уши притянутым и создан только для создания литературного эффекта, на что Блок говорил: “Мне тоже не нравится конец «Двенадцати». Я хотел бы, чтобы этот конец был иной. Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее я видел Христа. И тогда же я записал у себя: к сожалению, Христос”. Образ Христа здесь олицетворяет веру Блока в победе над кровавым грехом и переходе к новому лучшему миру за счет революции.

Так, мы можем рассматривать отношение Блока к революции и со стороны обычного советского гражданина, и со стороны поэта. Две эти точки зрения весьма схожи. Блок-гражданин поддерживал революцию и даже был активистом, он считал революцию крайней мерой необходимости для переустройства российского общественного порядка, но, как и Пушкин, боялся русского бунта. Так и Блок-поэт верил, что за революцией стоит высшая созидательная сила, способная привести общество к новому лучшему миру, если, конечно, народ сумеет перешагнуть и стать выше своих безжалостных пороков, но этого не произошло и душе Блока осталось противоречить то, что добиться этой великой цели можно было только с помощью террора.

Блок был подхвачен этим революционным потоком, оказался внутри исторического водоворота. В нем что-то быстро вспыхнуло, и что-то быстро погасло. После Блок многое переосмыслил. Революция стала для него не символом свободы и перерождения, а тяжким бременем: “Я задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь! Мы задыхаемся, мы задохнёмся все. Мировая революция превращается в мировую грудную жабу!”, позже говорил поэт.