|
Образ и характер характеристика Марья Степановна Бельтов Супруги Негровы по роману Кто виноват (Герцен А. И.)
Извращена любовь: в дворянской среде соображения о степени родовитости, о выгодных связях, о приданом заслоняют чувство и лишают любовь искренности. Малообеспеченных тружеников заботы о хлебе насущном заставляют все силы отдавать борьбе за существование; доктор Крупов даже советует Дмитрию Круциферскому, влюбившемуся в Любоньку, бежать прочь, отказаться от любви, потому что для бедного, зависимого человека любовь принесет одни тяготы, страдания любимых и неизбежное нравственное падение. А в среде подневольных крепостных любовь возможна с разрешения господ: там женятся по приказу – как женился камердинер генерала Негрова. Крепостничество имеет свою законность, но оно даже и ее постоянно нарушает. Требования долга, постановления властей и законы государства систематически нарушаются в угоду «сильных» чиновников и помещиков. Так, по закону, укрывательство преступника определялось как соучастие в преступлении. Но самовластный губернатор, блюститель закона, сам укрывает убийцу и преследует лекаря: «Губернатор возненавидел Круциферского за то, что он не дал свидетельства о естественной смерти засеченному кучеру одного помещика». История с Круциферским – обыкновенная для того времени: обыкновенно и жестокое обращение помещиков с крепостными, и полная безответственность одних –- и бесправие других, и, наконец, стремление властей скрыть дикость крепостнического быта. Герцен с горькой иронией изображает, как крепостничество извращает представление о гигиене, взгляды на медицину и нередко даже самое чувство самосохранения у простых людей. Лекарь Круциферский получил медицинское образование, но не заручился поддержкой влиятельных покровителей, а поэтому и не приобрел общественного «веса», и растерял состоятельных пациентов: чиновники и помещики лечатся у подозрительного молодого врача, который, может быть, вообще и не доктор, а самозванец. Герцен иронизирует над ним: «лечил он от всего пиявками и красноречиво доказывал, что не только все болезни – воспаление, но и жизнь есть не что иное, как воспаление материи». Разумеется, это чистейшее шарлатанство, но у шарлатана есть «сильный» покровитель, и потому он преуспевает. Простой же народ лечится у знахарей или цирюльников и банщиков: «...всегда выздоравливали, – с грустным юмором пишет Герцен, – или умирали через несколько дней». Крепостничество не только плодит больших и маленьких насильников, добровольных сыщиков, доносчиков и домашних палачей: оно активно противодействует просвещению, насаждает невежество и предрассудки. Оно создало свою педагогику – палочную систему воспитания с ее главной целью – покорностью властям. На качество знаний внимание почти не обращается. Бывшая театральная портниха Элиза Августовна преподает в доме Негровых грамматику, французскую словесность и похваляется тем, что она даже «готовила в университет». Ученики гимназии, где учился Дмитрий Круци-ферский, рапортуют приезжему гостю «на каком-то франкоцерковном наречии», а директору с учителями кажется верхом образованности эта «кельто-славянская речь». В условиях крепостничества ненормальны и родственные отношения. Родительская привязанность к детям либо исчезает, либо приобретает уродливое, дикое выражение. Генерал Негров отправил свою дочь Любоньку в лакейскую, потому что она родилась вне брака, от крепостной и, значит, тоже крепостная... Ее даже продать можно было бы – одну или вместе с матерью; и никто из соседей-помещиков не осудил бы Негрова. Но Негров «добрый» барин: Дуню он «пристроил» замуж за своего крепостного камердинера, а его побочную дочь Любоньку по просьбе молодой законной жены взяли в барские покои. Взяли как «воспитанницу», как сироту, оставшуюся без родителей. Мать лишена дочери, но Дуне это кажется верхом счастья: ведь Любонька теперь чисто одета, ухожена и не будет, по всей вероятности, крепостною. Герцен пишет, что Дуня за одно это «обходила все монастыри и везде служила заздравные молебны...». Супруги Негровы – вовсе не жестокие от природы люди. Глафира Львовна сама провела безрадостное детство в мрачном доме своей тетки Мавры Ильинишны, обедневшей и озлобившейся на весь свет старухи: в молодости она была ослепительной красавицей, и сам Кантемир писал ей в альбом хвалебные вирши; но красота ушла, богатства не осталось, и пришлось Мавре Ильинишне доживать век старой девой. Глафира Львовна в молодости прочла десятка два модных чувствительных романов – и сама чувствительна; по крайней мере, слуг не наказывает. Алексей Абрамович Негров – тоже не садист, хотя и грубый, жесткий и подчас даже жестокий человек. Однако и эти его качества – не врожденные, а приобретенные под влиянием среды. «В Негрове могли быть хорошие возможности», – признает Герцен, и особенно подчеркивает, что именно «жизнь задавила в нем не одну возможность». Негровы поступают «как все» – в полном соответствии с установившейся нормой крепостнических отношений. В эту «норму» включаются бездушие и грубость, нередко переходящие в жестокость. Крепостническая мораль стремилась оправдать произвол тем, что будто бы сама природа создала дво-рян иначе, чем простое «мужичье»: они будто бы выше, лучше, совершеннее, нежели трудовой люд» Таковы «добрые» господа. Симпатии они не вызывают, но еще отвратительнее «злые» – те. у кого сословная дворянская спесь в обращении с крепостными усугублена их дурным характером. Изображению такой «злой» семьи Герцен посвятил особую главу. Причем герой этой главы – предводитель дворянства Дубасовского уезда: он избран на съезде на три года, он должен представлять перед государством, перед властями своих избирателей, которые доверились ему, как, надо полагать, одному из лучших в этом уезде. Каков же он на самом деле? «На конюшне и на гумне Карп Кондратьич вел войну, был полководцем и наносил врагу наибольшее число ударов», – иронически представляет Герцен этого деятельного крепостника. Ирония помогла скрыть от цензуры то главное, что Герцен выделил во взаимоотношениях помещиков и крепостных – постоянную, неискоренимую и непримиримую вражду. Помещики ведут себя как завоеватели в покоренной стране и принуждают крестьян работать на себя и делать приношения натурой – хлебом, холстами, скотом и т. п. Марья Степановна – достойная супруга Карпа Кондратьича. Она тоже ведет нескончаемую войну со своими слугами в доме. Даже собственную дочь Ваву она «с невероятной упорностью гнала и теснила, как личного врага». Марье Степановне не нравится природная смуглость Вавы, ее стройность, изящество и задумчивость, ее попытки отстоять самостоятельность и, в особенности, ее нежелание или неумение раболепно исполнять приказания матери. Марья Степановна серьезно полагает, что подобные качества не соответствуют дворянским представлениям о том, какою должна быть невеста на выданье. Она убеждена, что ее Вава может показаться «дур- няшкой» тем помещицам, которые будут решать, жениться их сыновьям или нет. И вот мать принимается за работу, чтобы переиначить внешность и поведение дочери: сделать ее белой, румяной, толстой и развязной. Герцен сочувствует Ваве, бесправной и беззащитной перед матерью. Он видит трагическую правду русской жизни в этих педагогических упражнениях Марьи Степановны. Крепостники не только подвергали народ физическому насилию, насилие физическое дополнялось духовным: с личностью зависимого человека не считались и «перекраивали» ее произвольно. У человека было отнято самое ценное: он не мог быть самим собою. Крепостничество – режим грубого, ничем не прикрытого насилия, режим подавления народа, лишенного всех прав, кроме одного: жертвовать собою за «батюшку-барина», царя, православную веру и отечество. Такой виделась Герцену Россия сороковых годов XIX века, и он правильно понял, что крепостничество давно превратилось в главную преграду на пути развития страны. В романе «Кто виноват?» Герцен не скрывает, что оно – сильный, наглый и опасный враг народа. Однако народ не утратил стремления к свободе. В этом Герцен был твердо убежден, Своей главной задачей писатель- реалист считал познание и изображение тех сил, которые выражали протест против существующего строя. Только разыскав и показав эти сопротивляющиеся силы, можно было вызвать у читателя не подавленное чувство бессилия и безнадежности, а твердую уверенность в раскрепощении народа, Герцен понимал: время Чацких миновало. Опыт Чацкого убедил, что крепостников бессмысленно усовещивать и призывать к добру. Насилие может быть сломлено только силой. Герцен был уверен, что противодействие произволу неизбежно и что оно в самой различной форме проявляется повсюду и повседневно. Но кто именно, как и почему сопротивляется, казалось бы, неодолимой и законной, чуть не самим богом освященной власти господствующего сословия? Вот что нужно было показать читателю. Только так могло сложиться убеждение в том, что существующая действительность не вечна, что в ней самой есть силы, которые преобразят Россию в духе социальной справедливости, – и она станет государством, которое в 1840 году пророчески приветствовал Белинский: «Завидуем внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1940-м году – стоящею во главе образованного мира, дающею законы и науке и искусству и принимающею благоговейную дань уважения от всего просвещенного человечества». В романе Герцена предстал ряд героев, которых не сломила жизнь под гнетом крепостничества. Они сами не всегда понимают социальный смысл своего протеста против лжи и насилия. Но Герцен сознавал и подчеркивал, что их личная борьба за свою независимость и свое достоинство являлась выражением общенародного сопротивления крепостничеству. Помещики и чиновники рассматривают таких людей как бунтарей, покушающихся на государственные устои, но для Герцена они – настоящие герои, и он с симпатией изображает их.. Об отце Дмитрия Круциферского, «добром, честном старике», он говорит: «Жизнь Круциферского была огромным продолжительным геройским подвигом». Казалось бы, что такого выдающегося сделал он? Круциферский трудился, честно исполнял свой долг, помогал бедным и не брал взяток. Но Герцен смотрит на это иначе. Он понимает: оставаться всю жизнь человеком бесправным, биться с нуждой, ожидать расправы – за право быть самим собой и при этом не опуститься до уровня жестокосердных дворян-помещиков, – это действительно подвиг. С симпатией изобразил Герцен доктора Крупова, хотя и отметил с добрым юмором его странности. Чем привлекателен этот образ? Крупов добился некоторой независимости, уверен в себе и умеет отстоять свое достоинство, как это произошло, например, при стычке с разъяренной Марьей Степановной. Крупова отличает ясный взгляд на жизнь, незаурядный ум и глубокое понимание людей. В освещении Герцена доктор Крупов – активно добрый человек: он считает своим долгом помочь людям зависимым и действительно помогает в меру своих сил и возможностей. С добрым чувством изображен в романе и чудаковатый дядя покойного Петра Бельтова. Этот барин – старинного покроя: молодость его пришлась на начальный период царствования Екатерины II. Он располагает к себе доброжелательностью к людям зависимым, своим искренним увлечением гуманистическими идеалами французских философов-просветителей. И Софью Немчинову, будущую Бельтову, Герцен описал с искренним чувством расположения и сочувствия. Она получила образование, но осталась бесправной крепостной и была продана в гувернантки, а потом оклеветана, доведена до отчаяния, однако нашла силы, чтобы отстоять себя от пошлых преследований и сохранить доброе имя. Случай сделал ее сво-бодной: на ней женился дворянин. После смерти Петра Бельтова она стала владелицей богатейшего имения Белое Поле с тремя тысячами душ крепостных. Это было, пожалуй, труднейшим испытанием: власть и богатство в то время почти неизбежно развращали человека. Софья Бельтова устояла, осталась человечной и, в отличие от других крепостниц, не унижает слуг, не относится к ним как к одушевленной собственности, а своих крестьян не обирает, хотя ее любимый сын Владимир, не раз вынужденный очень крупными суммами рассчитываться с обманывавшими его мошенниками, ставил ее в трудное положение. Не без симпатии представил Герцен читателю также чиновника Осипа Евсеича, под началом которого приступил к службе молодой Владимир Бельтов. Трудным путем вышел из низов этот сын швейцара одного из петербургских департаментов. «Он, переписывая набело бумаги и рассматривая в то же время людей начерно, приобретал ежедневно более и более глубокое знание действительности, верное понимание окружающих и верный такт поведения», – подчеркнул Герцен. Примечательно, что Осип Евсеич, единственный из персонажей романа, правильно определил и самую суть характера девятнадцатилетнего Бельтова, и его типичность и даже то, что он на службе не уживется. Он понял главное: Бельтов – человек честный, искренний, желающий людям добра, но не боец. Нет у Бельтова выносливости, упорства в борьбе, нет и практичности, а самое главное – нет знания жизни и людей. И потому все его реформаторские предложения по службе не будут приняты, все его выступления в защиту обиженных окажутся несостоятельными и мечты о прекрасном рассыплются прахом. Герцен признал правоту Осипа Евсеича: «В самом деле, столоначальник рассуждал основательно, и события, как нарочно, торопились ему на подтверждение». Не прошло и полгода, как Бельтов подал в отставку. Начались долгие, трудные и безрезультатные поиски дела, которое было бы полезно для общества. Источники:
Обновлено: Опубликовал(а): Nikotin Внимание! Спасибо за внимание.
Полезный материал по темеИ это еще не весь материал, воспользуйтесь поиском
|
|
Назад