Проблема трагедии поэтов и писателей по тексту Д. Быкова (о Маяковском) (ЕГЭ по русскому)

«Меня сейчас узнать могли бы: жилистая громада стонет, корчится…» - написал в своей поэме «Облако в штанах» один из крупнейших и значимых поэтов ХХ века Владимир Владимирович Маяковский. Будучи основным лидером, вдохновителем и пропагандистом футуризма, он, безусловно, обладал своебразием положения в литературе тех лет. В чем же тогда состояла трагедия Маяковского как поэта? И была ли это трагедия? Предлагаю обратиться к тексту Дмитрия Быкова за поисками ответов на эти вопросы.

В 1927 году на пике гастрольной активности Владимир Маяковский лицом к лицу сталкивается с такой проблемой как непонимание публикой его поэзии: «...на вечерах начинается прямое хамство, беспрерывные вопросы о зарплате, упреки в «непонятности»…».

Будучи человеком очень вспыльчивым, эксцентричным и бескомпромиссным, Маяковский не мог самоизолироваться от оценочных суждений, выдаваемых публикой в его адрес. Поэтому такая реакция на его творчество была воспринята им как глубокая личная трагедия. Вспоминаются строки из стихотворения «Ко всему»:

«В какой ночи

бредовой,

недужной,

какими Голгофами я зачат -

такой большой

и такой ненужный?»

Некоторое время Маяковский пытался сам оправдывать поведения своих слушателей, говоря, что не всякую поэзию можно понять со слуха… Но лихорадочная и изматывающая активность продолжалась, а «настоящий читатель» так и не появлялся. Спустя время становится ясно, что выступления превращаются для поэта в настоящую пытку, а железнодорожный вагон начинает заменять дом.

Сам Дмитрий Быков, публицист и писатель, считает, что трагедия Маяковского состояла в непонимании его творчества обществом, ориентированным на иные идеалы.

Трудно не согласиться, ведь отторжение и неприятие поэзии публикой на лицо. Вызвано это разобщенностью революционной идеологии и пониманием происходящего Маяковским в зрелые годы. Молодого поэта целиком и полностью увлекала идея революции, он творил на благо светлого будущего, но незаметно для самого себя подчинил свой талант политическим задачам. В последние годы жизни, когда Маяковский разочаруется в революции, он кратко охарактеризует свой творческий путь: «наступил на горло собственной песни»….

Примером непонимания творчества и трагедии автора может стать Мастер из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». После публикации романа о Понтии Пилате, написанным одним из главных героев, в газетах появляется множество критических статей в адрес романа и самого Мастера. Поистине гениальное произведение оказывается совершенно непонятым читателями. Очевидно, что автор рукописей тяжело переживает этот факт, вследствие чего у него развивается психическое заболевание. Попадание в психиатрическую лечебницу становится апофеозом личной трагедии автора романа.

Еще одним примером может послужить судьба русского писателя и критика Евгения Замятина. Революционная идеология и политический строй не могли пропустить в печать некоторые его отдельные произведения в силу специфики жанра и критического настроя к коммунистическому строю. По этой же причине был запрещен в СССР самый ныне известный роман Замятина «Мы». Новый взгляд и иное понимание происходящего просто не могли быть восприняты советским читателем. Это побуждает Евгения Ивановича писать многочисленные статьи о настроениях, царящих в русской литературе, о современной российской прозе, которые издаются во Франции. До самой смерти Замятин будет скучать по своей родине, это подтверждает, что основной трагедией писателя стало непонимание в своей стране.

Подводя итог, можно сказать, что проблема трагедии поэтов и писателей – одна из самых распространенных в литературном мире. Особенно это наблюдалось во времена революции, когда вся издаваемая литература подвергалось строгой цензуре. Именно тогда и возник огромный разрыв между автором и читателями ввиду непонимания творчества, столь трагичный для многих поэтов и писателей.