|
Биография Чернышевский любовь Ольга Сократовна
Николай Гаврилович Чернышевский родился 24 июля 1828 года в Саратове в семье священника, предки которого были крепостными. Деревянный дом с мезонином — свидетель его детских забав и отрочества — и по сей день (теперь уже как музей) стоит на берегу Волги. Поначалу, казалось, ничто не предвещало в послушном, благонравном, задумчиво-мечтательном мальчике будущего бунтаря и опасного «государственного преступника». Но постоянное общение с книгой и пытливый интерес к жизни дали мощный толчок для критического осмысления действительности. Когда юноша Чернышевский, преодолев угрозу претившего ему духовного сана, поступил в 1846 году на историко-филологический факультет Петербургского университета, кроме обширных знаний в области истории, естествознания, литературы, основательного знакомства с многими европейскими и древними языками, он имел немалый запас наблюдений — о несовершенстве окружающего порядка, о страданиях людей, о гнусностях тогдашней российской действительности. Студенческие годы стали временем коренной перепашки его мировоззрения. То, что первоначально наслаивалось в сознании юноши подобно молекулам мягкого и податливого гра-фита, в условиях революционного климата, царившего в передовых слоях Петербурга, перестраивалось и укладывалось в непреклонные понятия алмазной крепости, в твердые убеждения самостоятельного мыслителя, последовательного материалиста, революционера-демократа. Все это впервые было выявлено в диссертации молодого ученого «Эстетические отношения искусства к действительности». Вопреки господствовавшей до Чернышевского эстетике, диссертация утверждала, что красота не абстрактное воплощение невесть откуда взявшейся идеи, что она свойственна самой действительности. Прекрасное есть сама жизнь — таково новое кредо материалистической эстетики. Но искусство не просто отражает жизнь, оно произносит приговор над жизнью и, следовательно, способно активно влиять на ее развитие. Эти выводы Чернышевского были преподнесены в образной и убедительной форме. Теоретический трактат по эстетике стал под пером молодого революционера программой действий в борьбе против крепостничества и реакции. Признавая несомненную талантливость диссертации, служивая профессура сделала все возможное, чтобы не допустить «материалиста и смутьяна» к студенчеству. Но Чернышевского и не прельщал путь ординарного профессора. Он искал более широкой аудитории. О периоде становления великого демократа хорошо и образно сказал А. В. Луначарский: «Чернышевский получил сначала религиозное воспитание, имел глубоко религиозных отца и мать, учился в духовной семинарии, но необыкновенно быстро стряхнул с себя эти детские пеленки и, идя вперед изумительно большими шагами (правда, по тропе, уже проторенной до него Белинским), дошел до действительно передового авангарда тогдашней философской мысли (Фейербаха) и до авангарда мысли политической, сделавшись последовательным, убежденным, теоретически и практически работающим социалистом». Буквально за несколько лет Чернышевский приобретает огромный авторитет как выдающийся сотрудник журнала «Современник». Вместе с Некрасовым, а потом и Добролюбовым, он становится во главе своеобразного идейного штаба революционно-демократического движения, каким оказался тогда этот журнал. Возглавив борьбу за демократический путь развития России, за подлинное освобождение многострадального крестьянства, «Современник» под руководством Чернышевского умел и в подцензурных условиях воспитывать настоящих революционеров. Личность автора «Что делать?», многие детали его биографии имеют немалое значение для понимания сущности самого произведения, характера его основных героев, нравственных пружин их поступков и взаимоотношений. В этом смысле нас не может не интересовать история знакомства Николая Гавриловича с Ольгой Сократовной Васильевой, ставшей его женой и верным другом. Обстоятельства женитьбы Николая Гавриловича чрезвычайно красноречивы. Чернышевский услышал об Ольге Сократовне еще до личного знакомства. О ней говорили как о девушке смелой, как о «демократке». Говорили также, что ее домашние отношения тяжелы, что деспотичная мать тиранит девушку предрассудками. Душевное участие было первым толчком, развившим высокое чувство любви и привязанности к Ольге Сократовне. Но прежде чем сделать предложение избраннице, Чернышевский долго и мучительно обдумывал все обстоятельства и возможные последствия, поскольку был убежден, что путь революции, на который он бесповоротно стал, может принести страдания близким людям. «Дневник моих отношений с тою, которая теперь составляет мое счастье» сохранил для нас трепетность и глубину их переживаний, серьезность и ответственность, с которой подходил молодой революционер к судьбе любимой женщины. Вот суть разговора, составившего идейную кульминацию их тогдашних отношений. Чернышевский поясняет Ольге Сократовне: то, что он думает и собирается делать, может кончиться каторгою или виселицей. «Вот видите, что я не могу соединить ничьей участи со своей». «У меня такой образ мыслей, что я должен с минуты на минуту ждать, что вот явятся жандармы, отвезут меня в Петербург и посадят меня в крепость, бог знает, на сколько времени. Я делаю здесь, такие вещи, которые пахнут каторгою, — я такие вещи говорю в классе». Ольга Сократовна: «Да, я слышала это». «...Кроме того, у нас будет скоро бунт, а если он будет, я буду непременно участвовать в нем... Меня не испугает ни грязь, ни пьяные мужики с дубьем, ни резня». «Не испугает и меня». Но даже и этот категорический ответ невесты не успокаивает Чернышевского. Он напоминает ей о трагедии изгнанника Герцена (Искандера) и его жены, о страданиях и переживаниях последней. Только убедившись в непреклонности невесты, только раскрыв ей все возможные трудности их будущей жизни, молодой революционер решился связать ее судьбу со своей. Наконец сомнения отброшены. 5 марта 1853 года он сделал в дневнике такую запись: «Я хочу любить только одну во всю жизнь... будь ты моей единственной любовью, если только это возможно, если только ты согласна!». Ольга Сократовна согласна. Молодые люди строят планы, обдумывают будущее, обмениваются мнениями о характере семейных отношений. В дневнике появляется запись разговора Н. Г. Чернышевского с невестой, в котором он заявляет: «По моим понятиям, женщина занимает недостойное место в семействе. Меня возмущает всякое неравенство. Женщина должна быть равной мужчине». Впоследствии мысли о равенстве женщины как непременном условии исторического прогресса и освобождения человечества прозвучат во множестве статей и особенно в романе «Что делать?». Конечно, мы далеки от того, чтобы приписывать тому или другому эпизоду, а тем более линии в романе прямую автобиографичность. Против такого понимания сущности литературных произведений выступал сам Чернышевский. К поискам прямых прототипов во что бы то ни стало с недоверием относятся многие советские исследователи. Но все же без учета этого важного момента в жизни автора, без учета истории его взаимоотношений с Ольгой Сократовной трудно понять символическую, полную жгучего драматизма и светлой надежды концовку романа «Что делать?». В эпизоде зимнего пикника, завершающем предпоследнюю главу, в главе «Перемена декораций» появляется и всецело овладевает вниманием других героев романа и, конечно, читателя «дама в трауре». Это она, окруженная трогательным участием наших старых знакомых, становится эпицентром настроения компании, переводя его от тревожащего душу предчувствия беды к бурному веселию надежды. Это в ее устах звучит то предупреждающая песня лермонтовского Казбича («Много красавиц в аулах у нас...»), то драматичное признание влюбленной героини, . готовой последовать за любимым, несмотря на опасности его жизни («Красив Брингала брег крутой...»), то вновь лермонтовские строки «Измаил-бея», в которых девушка призывает юношу-воина не бояться судьбы и смело идти ей навстречу. А завершающим аккордом ее настроения, конечно же, и настроения самого автора, уже много месяцев томившегося в Петропавловской крепости, звучат жизнеутверждающие строки из «Стансов» Томаса Гуда, которые незадолго до своего ареста перевел другой узник царизма, друг и соратник Чернышевского, поэт Михаил Михайлов: Черный страх бежит, как тень От лучей, несущих день; Свет, тепло и аромат Быстро гонят тьму и хлад; Запах тленья все слабей, Запах розы все слышней... Цитируя эти полные оптимизма строки (одни из последних, которые он смог прочитать на свободе), Чернышевский подбадривал ту, которой посвятил свой роман, еще раз выражал свою глубокую веру в конечную победу революции, заряжая энергией настоящих и грядущих борцов. «Дама в трауре» (Ольга Сократовна) — подруга брошенного в тюрьму революционера, у которой должны быть либо надежда на революционный взрыв и ближайшее избавление лю-бимого, либо личное мужество и упование на глубокую правоту его исторически непобедимого дела.
* * В период подготовки и проведения реформы к борьбе против опасного влияния «Современника» приковывается все большее внимание царского правительства. Силу журнала сознавали его друзья и враги. Даже опытнейшие царские цензоры в специальных «доносительных записках» указывали на «бессилие самой бдительной цензуры». Одно за другим следуют предостережения, предупреждения редакторам, грозящие временным закрытием или запрещением журнала. Представляет несомненный интерес документ цензурного комитета, с которым были ознакомлены руководители журнала в декабре 1861 года: «Статьи «Современника» по-прежнему в религиозном отношении лишены всякого христианского значения, в законодательном — противоположны настоящему устройству, в философском — полны грубого материализма, в политическом — одобряют революции, отвергают даже умеренный ли-берализм, в социальном — представляют презрение к высшим классам общества, странную идеализацию женщины и крайнюю привязанность к низшему классу». Надо отдать должное врагам «Современника» и Чернышевского. Классовое чутье не обманывало их, они видели опасность, глубину пропасти, которая разделяла царизм и передо-вую Россию. Это была весьма емкая формула действительной позиции русского революционного демократизма, находившей блистательное выражение в работах Николая Гавриловича, а через год после этой записи отчеканенной в романе «Что делать?». Известно, что революционная ситуация, назревавшая в России накануне и в период проведения крестьянской реформы, не привела тогда к революции. Но это была не вина революционеров-демократов, а их беда. Деятельно ожидаемое и страстно желаемое революционерами всеобщее восстание не стало фактом истории. Царское правительство, оправившись от испуга, решило силой подавить революционное движение. Одна за другой следовали кровавые расправы над крестьянами. В стране начался террор. Главный удар был направлен против Н. Г. Чернышевского и его окружения. Осенью 1861 года арестован один из соратников Николая Гавриловича, известный поэт и публицист М. JI. Михайлов, вслед за ним — сотрудник «Современника», любимец редакции В. А. Обручев. Уже тогда охранка выпустила свои щупальца, воспользовавшись услугами пробравшегося в среду революционеров провокатора В. Костомарова. Был закрыт университет, разогнана демонстрация студентов, произведены аресты среди активнейших из них. Вслед за тем последовало закрытие воскресных школ по всей империи. Журналы «Современник» и «Русское слово» запрещаются на восемь месяцев. Полицейское кольцо сжималось. В июле 1862 года Николай Гаврилович Чернышевский был арестован и брошен в Петропавловскую крепость. Один из известнейших литераторов России на много лет стал узником царизма. Царь-«освободитель» лично интересовался подготовкой и осуществлением ареста Чернышевского. На следующий день после того, как полковник охранки Ракеев—весьма опытный офицер III Отделения, которому в свое время было поручено сопровождать гроб с телом Пушкина из Петербурга в Михайловское, — «удачно сделал арестование», царь сообщил об этом в письме своему брату как о событии чрезвычайной важности. В ответ великий князь Константин с ликованием писал: «Как я рад известию об арестовании Серно-Соловьевича и особенно Чернышевского. Давно пора с ним разделаться» Но ликование было преждевременным: Чернышевский и не собирался складывать оружие. Два года, проведенные в Петропавловской. крепости, были для него временем крайней мобилизации всех духовных и творческих сил. Убедившись, что охранка не располагает против него серьезными уликами юри-дического характера, он весьма успешно и твердо разбивал все хитросплетения «следствия», с железной логикой и спокойствием опровергал фальшивки провокатора Всеволода Костомарова, часто ставя в тупик своих палачей. Материалы следствия показывают полное моральное превосходство Чернышевского. Однако мужество и революционная воля великого демократа проявились не только в спокойствии и присутствии духа; в тюремном застенке он продолжал литературную и научную деятельность, проявив поистине титаническую работоспособность. Смертельная юридическая игра с титулованной следственной комиссией как бы удесятеряла его силы. История литературы не знает примеров интеллектуальной продуктивности, подобной той, которая была проявлена Чернышевским в период пребывания в Петропавловской крепости, За шестьсот семьдесят восемь дней Николай Гаврилович написал свыше двухсот авторских листов различного текста, среди которых — переводы исторических трудов Шлоссера и Гервинуса, около тридцати рассказов, крупные беллетристические произведения «Повести в повести», «Алферьев», так и пролежавшие в тайных полицейских архивах до Великого Октября. Но главным трудом всей жизни великого демократа и писателя- огненной молнией, которую метнул прикованный Прометей в скопище своих врагов, осветив ею путь в будущее, стал революционный роман «Что делать?». Последующие события — гражданская казнь и принудительная изоляция почти на четверть века — сделали роман как бы моральным и политическим завещанием узника, его наказом современным и новым поколениям революционных борцов. Едва ли можно считать случайностью, что первые строки романа были написаны 14 декабря — в годовщину восстания декабристов, судьбу которых через тридцать семь лет как бы наново повторял узник Алексеевского равелина. Обращение» Чернышевского к художественной прозе не было внезапным озаренном. Еще в студенческие годы он пробовал писательское перо, работая над повестями «Отрезанный ломоть», «Теория и практика». После отъезда Чернышевских из Саратова в 1853 году двоюродные сестры Николая Гавриловича, Пыпины» обнаружили в его бумагах наброски какой-то повести. По свидетельству Пыпиных, сюжет ее очень напоминал коллизию «Что делать?». О выношенности и продуманности замыслов говорит и тот факт, что большое социально-психологическое полотно было создано на одном дыхании, за три с половиной месяца. По собственноручной пометке автора на черновом варианте романа, рукопись была закончена 4 апреля 1863 года. Творческий порыв и желание как можно быстрее довести свое детище до читателя были таковы, что работа не прекращалась даже во время девятидневной голодовки. Едва ли не впервые в истории царской тюрьмы грозный узник использовал и такой способ борьбы, чтобы ускорить рассмотрение своего дела и добиться свидания с родными. Разумеется, форма романа могла облегчить и в конечном счете облегчила самую возможность публикации произведения арестованного писателя. Понадеявшихся друг на друга членов следственной комиссии и цензоров, очевидно, сбил с толку и любовно-семейный сюжет, и необычно новая архитектоника романа. Немалую роль при этом сыграл, конечно, и фактор не-ожиданности. Царские сатрапы не могли даже и предположить, что находящийся в их руках узник посмеет в таком положении создать произведение, которое «усугубило бы его вину». И хотя в самом «Деле» Чернышевского роман «Что делать?» не фигурировал в качестве улики, не подлежит сомнению, что суровость приговора в немалой степени была продиктована тем дополнительным испугом, который испытал царизм в связи с необыкновенной реакцией на публикацию «безобидного любовного романа». Может быть, именно этот акт высочайшего мужества имел в виду Некрасов, когда писал в стихотворении, посвященном Николаю Гавриловичу: Не говори: «Забыл он осторожность! Он будет сам судьбы своей виной!..» Не хуже нас он видит невозможность Служить добру, не жертвуя собой. Но при этом не следует думать, что форма романа — лишь способ обмануть цензуру. Как справедливо указывают многие советские исследователи, «Что делать?» — отнюдь не просто средство для иллюстрации философских, политических, этических и иных идей Чернышевского. В ходе трудного художественного анализа его идеи получили дальнейшую разработку. Был исследован, как бы воссоздан процесс зарождения «новых людей», свойственной только им новой психологии и этики. По свидетельству самого автора, ему было принципиально важно привлечь к своей новой книге наибольшее количество читателей. Роман адресован и тем, кто не читает научных и философских работ, кто вообще «не читает ничего, кроме романов». Необычайно колоритные, рельефно выписанные в сопоставлении с «новыми людьми» образы ретроградных «старых людей», олицетворяющих, разумеется, не возрастную, а социально моральную рутилу, революционное открытие в литература образа «особенного человека» Рахметова, манящие картины социалистического будущего России, богатейшая палитра не-виданных досоле идей, самая необычность формы и манеры изложения — все это не могло не взволновать тогдашнее общество. Источники:
Обновлено: Опубликовал(а): Юрий Внимание! Спасибо за внимание.
|
|
Назад