Сочинение анализ лирика 20-х годов (*Общие критические статьи)

Успешно преодолевали ранние ошибки Н. Полетаев, Г, Санников, В. Казин и др. Активная и плодотворная творческая работа С. Обрадовича, например, привлекла внимание М. И. Ульяновой, поэт был приглашен в «Правду», где ему поручили литературный отдел. Стихи поэта были замечены вскоре и А. М. Горьким. «Давно слежу за ростом Вашего дарования, – писал Горький из Сорренто.– С искренней радостью вижу, что в книге «Поход» Ваше «мироощущение» расширилось и углубилось, что процесс «осознавания» Вами явлений жизни развивается хорошо и непрерывно, о чем говорят мне, читателю, новые темы, обогащение «лексикона», простота и четкость образов. ... поэт Вы хороший, настоящий, и уверен в дальнейшем Вашем росте. Не уставайте учиться»1. Этому совету великого писателя

С. Обрадович следовал всю свою жизнь.

Проникновенная искренность чувств, глубокая человечность переживаний в значительной мере свойственна и лирике Н. Полетаева. Его, пожалуй, меньше других поэтов Пролеткульта и «Кузницы» увлекали «космизм», маршевость и лозунговость.

Этот удивительного мужества человек одним из первых советских поэтов посвятил искренние строки своих стихов вождю пролетарской революции В. И. Ленину («Портретов Ленина не видно.»).

При жизни Н. Полетаева нередко упрекали в пессимизме, в мрачности и тоскливости его «подвальной» музы. Действительно, лирике Полетаева свойственны не только звонкая радость, но и грусть, некоторая по-давленность настроений, обусловленная характерной растерянностью в годы нэпа, коснувшейся не только Н. Полетаева, сложными обстоятельствами личной неустроенности, тяжелым физическим недугом. Нам, читателям семидесятых, с высоты наших дней, особенно отчетливо видны удачи и ошибки поэта, условия, в которых он жил и работал. И все же невольно чувствуешь восхищение этим человеком, удивляешься тому, как он сумел сохранить в себе до конца дней простое, бесхитростное умение радоваться и веселому перезвону вешней капели, и тихому шелесту спелых колосьев, и первому крику грачей – вестников весны и солнца...

Советская литература богата от самых истоков. Это верно. И хочется думать, что предлагаемая антология лирики 20-х годов поможет читателю укрепиться в этом мнении. Вместе с тем, рассматривая гума-низм лирики 20-х годов как наиболее характерную, принципиально важную черту нового творческого метода молодой советской литературы – социалистического реализма, мы не должны, не имеем права разрешить себе «вычеркивать» из нее имена писателей сложных и противоречивых, равно как и рисовать их в терновых венцах мучеников-правдолюбцев, раздираемых противоречиями не столько личного характера, сколько внешними, и относить на счет превратно понятого «творческого своеобразия» те особенности их творческого пути, без которых пути эти предстанут в глазах читателя односторонними, нарочито выпрямленными.

«...Все было бесконечно сложнее и богаче, – очень справедливо говорит о творческом процессе в литературе тех лет выдающийся современный исследователь А. И. Метченко, – нежели может показаться, если ру-ководствоваться лишь критерием «творческого своеобразия» или «все делали одно общее дело». В действительности даже среди тех, кто сказал революции «да», кое-кто не сразу принял марксизм, пытался от-делить искусство от государства, и для периода разлома, перехода от старого к новому это тоже было закономерно. Поэтому-то так важно и поучительно проследить, как, преодолевая все это, советская лите-ратура прониклась идеями и идеалами нового, социалистического мира, становилась активной поборницей ленинского плана великого преобразования страны». Вот почему мы сочли необходимым представить в антологии лирики 20-х годов и творчество тех поэтов, чей путь к принятию революции и революционного гуманизма, к овладению новым, марксистско-ленинским, мировоззрением был осложнен различными объективными и субъективными обстоятельствами: М. Цветаевой, Б. Пастернака, А. Ахматовой и др. Сознательная самоизоляция от народной борьбы, от участия в революции и революционных преобразованиях, ошибочные представления о гуманизме как о категории исключительно этико-эстетической нередко приводили их в те годы на позиции абстрактного гуманизма, игнорировавшего классовую сущность революционной борьбы народа, а порой и вовсе отрицавшего гуманистический смысл Октябрьской революции: дело в том, что за различной трактовкой человека в те годы стояло прежде всего различное отношение к самой революции. Марина Цветаева, например, в статье «Живое о живом (Волошин)» призна-валась, что в этом поэте, призывавшем «в дни революции быть человеком, а не гражданином», – ей импонирует то, что он «неизменно стоял вне: за каждого и не против кого». «Он умел дружить с человеком и с его врагом, причем никто никогда не почувствовал его предателем, себя преданным».

О том, насколько далеко увел Цветаеву от революционной действительности «гуманизм без берегов», достаточно убедительно говорят факты ее творческой и личной биографии. В самые тяжелые дни, которые переживала Родина, Марина Цветаева оставила Россию, утверждая при этом, что «Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови. Не быть в России, забыть Россию – может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри!, – тот потеряет ее лишь вместе с жизнью... Лучше видеть Россию издалека – всю – от князя Игоря до Ленина, – чем кипящей в сомнительном и слепящем котле настоящего».

Потребуются годы топкого одиночества в эмиграции и мучительных исканий, отмеченных глубокой, доверительнейшей искренностью переживаний, прежде чем для М. Цветаевой зримо («воочию и воушию») предстанет единственный и невозвратный путь – «домой – вперед», «в Россию – масс». Но это случится много позже, когда не только жизненный опыт, но и само время развеют тот мрачный туман сомнений, замешанных на неверии, которые в определенной мере питали в годы революции и гражданской войны чувства и сознание большой русской поэтессы Марины Цветаевой.

Абстрактно-гуманистические взгляды в значительной мере наложили свой отпечаток на творчество такой сложной и яркой писательницы, как Анна Ахматова, пытавшейся отмежеваться от социальных бурь времени, уйти в мир вечных тем, сохранить верность своим прежним, дооктябрьским идеалам. «Конечно, волна революции так или иначе коснулась творчества этих поэтов, – справедливо утверждают историки литературы о поэзии А. Ахматовой и Б. Пастернака.– Особенно примечательными с точки зрения гражданского самоопределения являются стихотворения А. Ахматовой «Когда в тоске самоубийства...» (1918) и «Не с теми я, кто бросил землю...» (1922), в которых поэтесса решительно отмежевывалась от разного рода эмигрантов и оставалась на позиции патриота России. Однако в целом революционные преобразования в стране были непонятны, чужды и Ахматовой, и Пастернаку. Тема неразделенной любви у А. Ахматовой и тема природы у Б. Пастернака (главные в их поэзии) оставались нетронутыми социальной мыслью. И это чрезвычайно обедняло, суживало их творческие поиски. Внутренний мир героя их лирики перед лицом грандиозных социальных сдвигов оставался замкнутым, узким, неподвижным». И пройдут годы, прежде чем пафос приобщения к новой жизни все ярче и громче зазвучит в их творчестве.

Для многих поэтов Великая Октябрьская социалистическая революция послужила толчком к осознанию и осмыслению не только внешнего социального мира, но и своего личного духовного «я», своего места в мире. Это естественно. Ныне стали хрестоматийно известными слова Н. Тихонова: «Меня сделала поэтом Октябрьская революция. Она открыла мне глаза на мир». Много лет спустя сам поэт так объяснил свои первые книги «Орда» и «Брага», стихи из которых читатель найдет в предлагаемой антологии: «...Мне хотелось рассказать о тех сложных ощущениях, которые жили во мне в те годы. Молодой человек вступил в революцию, которая разметала весь старый уклад жизни, которая низвергла все силы, мешавшие победе Октября, и начала сотворение нового мира, какого еще не знало человечество.

В пестром хаосе стихов для меня было самым главным ощущение этого нового мира и его хозяина – победившего пролетариата ».

Это ощущение было хорошо знакомо и другому замечательному поэту – Владимиру Луговскому: «Октябрь повернул и перевернул все мои мысли».

«Настоящее же начало моей творческой работе положил Октябрь, которому я обязан всем своим существом поэта», – писал в автобиографии другой поэт – Василий Казин. Его коллега по Пролеткульту и «Кузнице» Григорий Санников увидел это благо-творное влияние Октября не только на примере своего творчества. «Мне, как и моим сверстникам, – писал он в авторском послесловии к книге избранных стихотворений (ГИХЛ, М., 1963), – дорогу в литературу открыла Октябрьская революция. Она дала нам свои темы, свое содержание и новое виденье мира».

Так думали, так понимали и принимали Октябрь лучшие люди новой России, для которых, по словам Блока, декреты революции становились символами, лозунгами, требовавшими творческой разработки, для которых судьба, будущее молодой Советской Республики были неотъемлемой частью их личной биографии.

Сложными, многообразными, нередко противоречивыми путями шла молодая советская литература к постижению сущности нового поворота в исторической судьбе России, к глубокому реалистическому изображению возрождения человеческого в человеке, к художественному открытию нового героя.

Героико-романтический революционный пафос, яркое, энергично выраженное стремление переделать жизнь, упрочить и развить далее победные завоевания Октября– характерная черта молодой советской поэзии, , сумевшей выразить не только восторженность революционной новью, не только массовую целеустремленность и духовное единство миллионов трудящихся, но и глубокие личностные переживания нового героя, красоту и сложность, а подчас и противоречивость его внутреннего мира. «Космизм» не был отличительной чертой лирики только пролетарских поэтов; космические мотивы и образы– одна из характерных черт молодой советской лирической поэзии. Выдающаяся заслуга многих поэтов 20-х годов прежде всего в том, что они сумели увидеть и воплотить в образах главное в развитии революции, новые черты в духовном облике рожденного ею человека – хозяина жизни, его социальную и политическую активность, его трудовой энтузиазм, стремление в едином массовом порыве переделать жизнь, , отстоять и защитить завоевания революции, ее настоящее и ее будущее, сумели затем, в последующие годы, отразить пафос нового, социалистического строительства, энтузиазм строителей Днепрогэса и Магнитки?. При всем различии образно-ритмических средств, эти же темы и этот же пафос были присущи поэзии В. Маяковского, Н. Асеева. Дружба и сотрудничество с Маяковским оказали влияние на творчество Николая Асеева, пожалуй, не в меньшей степени, чем поэзия В. Хлебникова или Б. Пастернака. У Хлебникова он учился смелости эксперимента, поиску изощренного поэтического слова и вере в собственную власть над ним. В лирике Асеева заметна близость к метафорическому строю поэзии Пастернака. Но гражданскую страстность и яркую социальную содержательность лирика Асеева обретала при явном влиянии Маяковского. Революция и гражданская война застали Асеева на Дальнем Востоке, Так же, как и многие другие поэты 20-х годов (В. Луговской, Н. Тихонов, Н. Заболоцкий, В. Инбер, И. Сельвинский и др.)» Асеев пережил известные трудности и противоречия в поэтическом освоении действительности. Активно включившись в литературную жизнь страны, Асеев сумел подняться до глубочайших социальных обобщений, создал такие замечательные лирические произведения, как «Марш Буденного», «Синие гусары» и др., свидетельствующие о гражданской и поэтической зрелости автора.

Немало замечательных страниц отечественной поэзии связано с революционно-романтической лирикой.

Романтическая настроенность, скажем, в творчестве Э. Багрицкого носила сложный и во многом противоречивый характер. С трудом преодолевая творческий кризис в годы нэпа, повлиявшие, заметим кстати, на особенность мироощущения и миропонимания многих поэтов того времени, Э. Багрицкий пришел к созданию социально полновесных и художественно ярких лирических и эпических произведений.

Романтика для некоторых комсомольских поэтов служила поначалу средством ухода от действительности, от ее жизненно важных проблем и задач. Возвышенно романтические настроения, например, в твор-честве Н. Тихонова сказывались почти до конца 20-х годов. И многие поэты революционно-романтической школы подлинных удач достигли уже в самом конце 20-х – начале 30-х годов. Ими было намечено русло, по которому развивалась советская поэзия в дальнейшем; лучшие поэтические традиции романтической лирики того времени живы и сегодня.

В поэзию 20-х годов органически вписывается творчество поэтов, тяготевших к крестьянской проблематике, – в то время их называли крестьянскими. Различие в социальном опыте не помешало им увидеть в революции ее созидательные творческие начала. Чаще обращаясь к лирическому решению общественно важных тем, творчески используя народнопесенные и реалистические литературные традиции, крестьянские поэты утверждали главное в революции – раскрепощение труда, духовное возрождение нового человека.

На этой же социальной ниве обрел свой поэтический голос и другой замечательный поэт Советской России – Сергей Есенин, прошедший сложный и противоречивый жизненный и творческий путь. Приняв революцию, по собственному признанию, с «крестьянским уклоном», поэт не сразу разобрался в ее гуманистической сути и не так скоро, как это ныне иногда пытаются представить, понял ее глубочайшую заинтересованность в судьбах не только русского пролетариата, но и русской деревни тоже.

Именно в этом истоки недоверия поэта к городу, истоки того надолго затянувшегося духовного кризиса, которому свойственны были и надломленность, и отчаяние, и буйное «хулиганство», и скорбный пес-симизм, выразившиеся в чуть ли не полном отсутствии социальных примет времени в его раннем послеоктябрьском творчестве. Сложный и трудный путь приобщения к новому прошел этот поэт, оказавший огромное влияние на развитие не только современной ему, но и всей советской лирической поэзии, мучительно переживавший до конца своих дней разлад, оторванность свою от главного течения жизни, су-мевший с неподдельной искренностью и глубиной выразить в поэтическом слове сложный духовный разлад, трудный путь поисков своего места в рабочем строю новой эпохи.

Близки мелодике и ритмике есенинского стиха творческие опыты входивших в литературу А. Прокофьева, С. Щипачева, Н. Рыленкова, М. Исаковского, А. Твардовского, Н. Ушакова и др., более серьезных удач достигших позже, уже в 30-е годы.

Существенные черты времени сумели воплотить в лирических произведениях комсомольские поэты – А. Жаров, А. Безыменский, М. Светлов, В. Саянов, И. Уткин и др., лирика которых была во многом, близка поэзии Пролеткульта не только в ее лучших достижениях, но и в ее ошибках.

Новое время ставило новые задачи. И надо было спешить жить, поспевать не только отвечать новым требованиям, но и предвосхищать их. На смену голой агитке, декларативным формулам и лозунговости постепенно приходила духовная и социальная зрелость, психологическая глубина постижения нового героя – коммуниста. Поэты 20-х годов вписали лучшие страницы в отечественную Лениниану, раскрыв глубоко гуманистическую природу не только самой революции, но и ее вождя, нового человеческого Характера, «стержневого типа эпохи» – большевика-ленинца.

Трудными путями развивалась лирика 20-х годов, стремясь в лучших своих достижениях, через поиски связей личности и коллектива придти к подлинно масштабному осмыслению эпохи.

Попытка вскрыть объективные истоки великого созидательного подъема, овладевшего массами, стремление творчески осмыслить и соединить предысторию революции с самой революцией – способствовали в последующие годы не только углублению художествен кого воплощения нового человеческого характера, но и творчески обогащали самое внутреннее содержание подвига служения обществу, внутреннее содержание нового – социалистического – гуманизма. Человек и судьбы народные – вот подлинно плодотворное, подлинно гуманистическое русло, которым шло развитие советской лирической поэзии в 20-е годы и которым оно идет сегодня. Наша поэзия обращается ныне и будет обращаться еще не раз к этому героическому времени, положившему истоки формирования принципиально новой социалистической нравственности, социалистического гуманизма.

Валерий ВАКУЛЕНКО.

Назад