Повесть временных лет летопись (Литература XI—XII веков)

Та же «Повесть временных лет», которая сохранила нам многие местные легенды, свидетельствует и о других формах устной исторической памяти.

Внимательный анализ киевского летописания показывает, что многие записи сделаны в нем на основании рассказов двух лиц: Вышаты Остромирича и его сына Яня Вышатича, участие которого в летописании прямо отмечено под 1106 годом; под этим годом составитель «Повести временных лет» говорит о Яне, о его смерти и отмечает: «От него же и я многие слова слышал, которые и вписал в летописанье это, — все то, что от него слышал».

Князья постоянно вспоминали отцов и дедов своих, в широкой степени считаясь с родовыми традициями, с родовою преемственностью, с правами своего рода. Когда, например, в 1097 году Давыд и Олег Святославичи узнали об ослеплении Василька Теребовльского, оба они стали очень печальны и сказали: «Сего не было еще в роде нашем ».

Еще одним видом устной исторической памяти, отраженной в «Повести временных лет», была дружинная поэзия. Дружинная среда, окружавшая русских князей, прочнее всего сохраняла память о военных подвигах прошлого. Дружина была хранительницей своих, дружинных традиций. Именно поэтому Святослав не решается нарушить заветы старины и принять крещение. Святослав говорит своей матери Ольге, предлагавшей ему креститься: «Дружина смеяться станет».

«Повесть временных лет» сохранила нам от дописьменного периода Руси содержание нескольких героических преданий именно этой дружинной поэзии.

Их основной темой были смелые походы русских дружин на главный и богатейший центр тогдашней Европы — Константинополь. Необычайно дерзкие походы русских создали особенно благоприятные условия для расцвета героической песни. Отголоски этой дружинной поэзии звучат в летописных рассказах о походах на Царьград Аскольда и Дира, Олега, Игоря, Святослава. Они присутствуют в рассказе о том, как Олег повелел своим воинам сделать колеса и поставить на них корабли. С попутным ветром корабли развернули паруса и с поля подошли к Царьграду. Испуганные греки предложили мир и дань.

Дружинные песни рассказывали о том, как Вещий Олег отказался принять под стенами Царьграда предложенные ему в знак мира яства и вина, которыми греки собирались его отравить. Остатки дружинных песен об Олеге можно видеть в рассказе «Повести временных лет» о щите, который Олег прибил над вратами Царьграда, «свидетельствуя тем о победе». Наконец, и предание о смерти Олега от любимого коня через песни перешло в летопись и распространилось по всей Северной Европе, в местных преданиях Ладоги и в скандинавских сагах.

Отголосками дружинных песен явились и рассказы летописи о знаменитых пирах Владимира Святославича. Воспоминания об этих пирах, для которых варилось по 300 «провар»1 меду, на которых было «множество мяса — домашнего скота и диких зверей», сохранились в современных былинах. Сознание дружиной своей силы и значения отчетливо выражено в летописном описании одного из пиров, составленном летописцем также, очевидно, на основании дружинной песни. Дружина ропщет на князя за то, что ей приходится есть деревянными ложками, а не серебряными. Более всего на свете любя свою дружину, Владимир, согласно этому дружинному преданию, приказал исковать ей серебряные ложки. «Серебром и золсйёом не найду себе дружины, — говорит Владимир, — а с дружиною добуду серебро и золото, как дед мой и отец мой доискались с дружиною золота и серебра».

Особенно рельефна в «Повести временных лет» созданная на основе дружинных песен характеристика бесстрашного князя Святослава, всю свою недолгую жизнь проведшего в далеких походах. «Когда князь Святослав вырос и возмужал, стал он воинов собирать многих храбрых. И легко ходил в походах, как пардус, и много воевал. В походах же не возил с собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и на углях зажарив, так ел. Не имел шатра, но спал, подостлав потник конский и подложив седло в головах. Такими же и все прочие его воины были. И посылал в иные страны, предупреждая: «Хочу на вас идти». Когда побежденные им греки, желая испытать его, прислали ему многочисленные дары — золото и знаменитые византийские паволоки (шелковые ткани), Святослав не взглянул на них, приказав отрокам спрятать принесенное. Когда же греки принесли Святославу меч и иное оружие, Святослав принял оружие в свои руки, ласкал его, хвалил и просил приветствовать византийского царя, пославшего ему их. Греческие послы ужаснулись воинственности Святослава и, вернувшись к своим, сказали: «Лют будет муж этот, ибо богатством пренебрегает, а оружие берет. Плати ему дань». И послал царь своих послов к Святославу, говоря так: «Не ходи к столице, возьми дань сколько хочешь».

Сходный рассказ, подчеркивающий воинственность русских, передает летописец и о полянах. Когда хазары обложили полян данью, поляне выплатили ее оружием: по мечу от дыма. Хазары отнесли эту дань своему князю, и старцы хазарские ужаснулись воинственности русских: «Не добрая это дань, князь! Мы доискались ее оружием острым только с одной стороны, то есть саблями, а у этих оружье обоюдоострое, то есть мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас, и с иных стран».

Таким образом, дружинная поэзия дописьменной Руси была поэзией высокого патриотического пафоса. Именно это делало поэзию дружинников одновременно поэзией народной. Дружина русских князей была дружиной русской по своему патриотическому сознанию.

Этот особый характер народной памяти, отмечавшей в прошлом прежде всего все героическое, придал и первой русской летописи оттенок героичности и эпичности. Начало русской истории было для летописца напоено героизмом. Хвала и прославление отчетливо дают себя чувствовать в летописном изображении первых русских князей — Олега, Игоря, Ольги, Святослава, Владимира. Напротив того, обращаясь к князьям, своим современникам, летописец уже не воздает им хвалы, он зачастую противопоставляет им прежних князей. Тем самым героическое восхваление прошлого является одновременно и поучительным по отношению к современным летописцу князьям, которых он нередко осуждает.

Это героическое и учительное одновременно значение русской истории прямо подчеркнуто, и в тех же выражениях, что и у киевлян в 1097 году, в предисловии к Начальному своду в Новгородской летописи, предшествовавшему «Повести временных лет»: «Вас молю, стадо Христово: с любовию приклоните уши ваши разумно! Какими были древние князья и мужи их. И как обороняли Русскую землю и иные страны покоряли себе: ибо те князья не собирали многих богатств, не накладывали несправедливых податей, не распродавали имущество людей. Но если была справедливая подать, то ту и взимали и давали дружине на оружие. А дружина их кормилась, воюя иные страны, и говорила, вступая в сражение: «Братье! Потщимся по своем князе и по Русской земле». Не жадничали: «Мало мне, княже, 200 гривен!» Не воскладывали на своих жен золотых обручей, но ходили жены их в серебре. И обогатили землю Русскую...»

Так из устной народной истории Русской земли летопись заимствует не только факты, но и освещение этих фактов, заимствует общее представление о русской истории, ставя эти представления на службу политическим задачам современности.

Важно отметить, что распространенность этой славы не мыслится замкнутой только в пределах Русской земли. Слава князя — не его личная слава, но также и слава всей Русской земли, если только деятельность князя направлена на пользу Русской земле. Эта патриотическая точка зрения, с которой рассматриваются героические подвиги князей, свидетельствует и о высоком историческом сознании.

О славе русских князей говорит в середине XI века митрополит Иларион в своем знаменитом «Слове о законе и благодати»: «Не в бедной и не в неведомой земле владычествовали, — обращается Иларион к Владимиру, — но в Русской, о которой знают и слышат во всех концах света».

О той же всесветной славе пишут и летописцы под разными годами. Под 1111 годом в Ипатьевской летописи говорится о возвращении Владимира Мономаха из победоносного похода на Дон: «Возвратились русский князья восвояси с славою великою к своим людям; и ко всем странам дальним прошла слава о них: к грекам, и к венграм, и к полякам, и к чехам, даже и до Рима прошла во славу богу. Пусть будет так всегда: и нынче и всегда во все века, аминь».

Назад || Далее