Великая Отечественная война 1941–1945 годов в истории моей семьи (Сочинение на свободную тему)

«Не стоит недооценивать великую способность забывать, которую пробуждает в людях война»

Скорее всего, у каждого из нас, поколения людей, не видевших войну своими глазами, есть то самое воспоминание, которым мы можем полностью описать свое детство. Какое-то короткое, но яркое, оставившее отпечаток в сознании. То, которое мы проносим в своей душе на протяжении всей жизни. Это воспоминание непременно всплывает на поверхность, когда мы, уже будучи взрослыми, прикасаемся к прошлому.

О детстве может напомнить шум грозы. Когда вспоминаешь себя ребёнком в момент раздавшегося грома, и ты прячешься в объятиях матери, а потом, когда всё позади, идешь на улицу вдыхать тот густой и теплый аромат прошедшей грозы. О детстве может напоминать запах земляничного варенья, ассоциируемое с летними вечерами в гостях у бабушки. Этим воспоминанием может быть что угодно, но оно настолько становится частью тебя, что его невозможно забыть.

Непременно во взрослой жизни мы ищем тот «якорь», возвращающий в детство, потому что мы так порой хотим вернуться в то настолько беззаботное время, где всё видится в радужных тонах, не омраченных душевной болью.

Возвращаясь к примерам, таким «якорем» может служить любовь к грозе во взрослом возрасте, ведь в детстве это явление ассоциировалось с объятиями любимого человека, с прекрасным ощущением свободы, когда гроза закончилась, а кому-то с таким же воспоминанием запах дождя может казаться таким родным и тёплым. Может, девушка, запомнив аромат земляничного варенья в детстве, непременно будет искать сладковатые ягодные духи, чтобы это служило тем самым «якорем» детства.

О чем молчит душа детей послевоенного периода? Для них неспешное течение послевоенного времени, весь этот мир безмолвия, нищеты и затаённой злобы является естественным. Служит ли тем самым «якорем» немая тоска, сочившаяся из стен израненного города? Дети того времени вряд ли что-либо понимали, но непременно чувствовали, что является самой коварной ловушкой детства. Ведь тогда разум еще не обрел способность что-то осознавать, а глубокие раны открываются и сочатся уже во взрослом возрасте. Всё то, на что эти дети смотрели так наивно, спустя время становилось для них осознанием ужаса войны. Всё то, что взрослые от них так тщательно скрывали и не говорили становилось для детей вечной болью, сопровождающей жизнь. Мысль о том, что смерть всегда где-то рядом, что она брела рядом с ними по улице, всю жизнь сопровождала их родителей, непременно вонзала кинжалы в людей, выросших в послевоенное время. Наверное, свое детство они считают лишь декорацией, ведь война, прямо повлиявшая на их родителей, заставила весь мир забыть об ужасе и перелистнуть страницу истории. Тогда эту историю, как старый пергамент, выскабливали начисто и писали заново — столько раз, сколько нужно. Тогда и не было никакого способа доказать подделку, ведь сознание стремилось навсегда забыть.

Думаю, единственными «якорями» воспоминаний из детства людей послевоенного мира из папье-маше, который ранее служил таким уютным местом, стали нескончаемые зимы, скудное и грязное жилье, ледяная вода, шершавый распадающийся хлеб, странный вкус пищи, обшарпанные серые стены и разруха на улицах.

А что же с воспоминаниями людей, видевших и полностью ощутивших войну? В их годы конец детства пришел не по расписанию, совершенно нежданно и также громко и мрачно как гроза. Но лица неизвестных, прибывших на фронт, светились тогда, в 1943 году, надеждой и ожиданием счастливого будущего, которое неизменно маячит на горизонте, когда ты молод. Среди тех молодых людей был мой прадед — Маркин Степан Михайлович, который с наступлением совершеннолетия отправился служить. На чем была построена надежда, мысли о светлом будущем, сказать трудно. Может быть, они были выстроены на злобе и жажде возмездия за старшего брата Ивана, скончавшегося от ран в своём первом сражении 17 сентября 1942 года. «Нам было восемнадцать лет, и мы только еще начинали любить мир и жизнь; нам пришлось стрелять по ним. Первый же разорвавшийся снаряд попал в наше сердце», — вспоминается цитата Ремарка.

Сидя в окопах, вооруженным с ног до головы, я думаю, твоим самым могущественным оружием по-прежнему является улыбка, смелость и отвага, а не пулемет в руках. И думаю, прадед был такого же мнения. Менее чем за год до окончания войны он подорвался на мине во время наступления, потеряв глаз и несколько пальцев на руке. Следы пережитого ужаса остались у него на спине в виде многочисленных шрамов, напоминавших о том страшном дне, который стал для него решающим. Эти увечья невозможно было скрыть от детей, внуков, которые нескончаемо спрашивали о появлении шрамов. Ничего не прошло так бесследно как хотелось, ничего нельзя было так тщательно скрыть от детей, чтобы они не осознали всего пережитого ужаса, и не всё можно было построить из папье-маше.

Возвращаясь к воспоминаниям людей войны, что у них осталось? Лазарет, шквальный огонь, мины, газы, танки, пулеметы, ручные гранаты, ожидание неведомого, власть случая, земля, укрывавшая порой навсегда? И на деле у прадеда остались на руках два ордена: Орден Отечественной войны I степени, Орден Славы III степени. Кто-то получил из-за воспоминаний безжизненные пустые глаза, в которых виделись пережитые ужасы, кого-то стал отравлять яд злости из-за груза прошлого, кто-то впервые задумался о вероломстве человеческого тела, цепенеющего каждый раз от мыслей о войне. А кто-то вообразил будущее, которое не увидит при жизни, войдя в него обломками костей, но предвидя его из своих воспоминаний, мог мистически причаститься к нему. А нам остается лишь передавать знания, от человека — к человеку, из поколения в поколение.

Жизнь детей войны научила их никогда не терять надежды, но и не слишком полагаться на нее. Люди войны никогда бы не хотели, чтобы при взгляде на них испытывали жалость вперемешку с ужасом, потому тщательно пытались зарыть свои воспоминания. И именно поэтому прадед почти никогда не рассказывал детям и внукам о войне.

«У войны памяти нет. Никто не осмеливается осмыслить происходящее, а после уже не остается голосов, чтобы рассказывать правду, и наступает момент, когда никто уже ничего в точности не помнит. Вот тогда-то война снова возвращается, с другим лицом и под другим именем, чтобы поглотить все, что оставила за собой»

-Карлос Руис Сафон «Тень ветра»