Почему пьеса «Гроза» вызвала бурные споры и получила неоднозначные отзывы в современной драматургу критике? (Островский А. Н.)

Более ста пятидесяти лет назад из-под пера одного из столбов русского литературного слова А. Н. Островского вышло беспрецедентно великое и незабвенное произведение, выточенное из ценнейших руд великого русского языка — пьеса «Гроза». Ставшее достоянием русского народного слова и целой нации, произведение крайне неоднозначно отзывается в критике современных писателей, считающих пьесу противоречивой, персонажей лишними, а главную героиню глупой.

Исходя из прочитанной мною критики Н. А. Добролюбова, можно понять, что бурю в море рецензентов вызвал отказ Островского от требований к написанию произведения по тем канонам, к которым привыкли и на которых были выращены умы современных литераторов.

Их не устраивало само построение драмы, цели и мотивации персонажей, бесполезная и нагрузка картины лишними людьми и сценами. Александр ещё во время работы в театре отличался своим собственным пониманием того, как надо играть и понимать его работы и персонажей что, вероятно, и отражалось на его творчестве в целом. Также, его неприемлемое для многих слоёв общества понимание понятий о добре и зле, чести и доблести были невиданными и дикими. Пьесы колко задевали честь дворянства, они высмеивали их укоренившиеся устои и догмы.

Основываясь на мнениях, упомянутых в статье критиков, можно выделить несколько основных пунктов, которые вызывали изумление и недопонимание публики, например: особенности изображения образов жителей города Калинов: «Наконец и язык, каким говорят действующие лица, превосходит всякое терпение благовоспитанного человека» — высказывается послушная старым порядкам масса рецензентов по поводу изображения Островским речи простого народа. «С кого они портреты пишут? Где разговоры эти слышат?», считает, что выражение подобной речи в произведениях неприемлемо и неуважительно по отношению к читателю и зрителю: «А если и случалось им, так мы их слышать не хотим».

Помимо речи, критиков не устроило построение драматургии произведения: «Предметом драмы непременно должно быть событие, где мы видим борьбу страсти и долга, — с несчастными последствиями победы страсти или с счастливыми, когда побеждает долг» — так отзываются современники об общей картине драмы. Вполне возможно, что подобные высказывания были вызваны несогласием авторов анализа с концом произведения, где персонажи, заслуживающие наибольшего уважения, погибают, а подлецы и самодуры остаются жить, не получив никакой урок. По их мнению, такие выводы не способны передать зрителю должного нравоучения, или могут передать ложный, искаженный смысл. Однако, даже не обращаясь к достаточно безвестной литературе, можно найти множество работ, явно опровергающих такую точку зрения.

Также, Добролюбов, отталкиваясь от правил, прописанных в эталонных учебных книгах, выделил ещё несколько мелких недостатков, как яд, пропитывавших произведение и медленно, но верно, разрушавших его структуру. Современных аналитиков не устроили завязка пьесы и развязка пьесы, излишняя загромождённость картины ненужными и не влияющими на сюжет лицами и сценами, недостаточность мотивации для появления отношений между Борисом и Катериной, несоответствие характера и мотивов главной героини по отношению к постулатам, полученными по Канту несовершеннолетними рецензентами.

Называя критиков «Несовершеннолетними рецензентами», я имею ввиду кантианскую теорию, по которой несовершеннолетним являлся человек, не способный мыслить лишь своим умом, принимать решения по своим расчетам и убеждениям. Такое сравнение как никогда точно описывает общий характер поведения масс, чьи доводы о несовершенности произведения исходили из одних и тех же источников, основывались на принципах, принятых и установившихся благодаря определённой группе людей, которые подобно головному мозгу управляли мнениями учеников, заставляя их мыслить безапелляционно ссылаясь на прописанные догмы. В отличии от послушных обществу масс, статья Добролюбова помогает нам вникнуть в суть самого произведения, в его аспекты через призму взгляда на работу самого Островского, а не учебные пособия. Например, если мы берем мысль о чрезмерной отягощенности пьесы пустыми и не влияющими на сюжет персонажами, то, приводя цитату и критики самого Добролюбова: «Страшная борьба, на которую осуждена молодая женщина, совершается в каждом слове, в каждом движении драмы, и вот где оказывается вся важность вводных лиц, за которых так упрекают Островского», можно увидеть, что это в корне неверно.

Исходя из тезисов и фактов, изложенных выше, можно понять, что стихийное бедствие на критико-литературном поприще было вызвано «Грозой» лишь по той причине, что большая часть её зрителей была попросту не готова к принятию чего-то нового, никогда ранее не проходившего через их сознание и не соотносившееся с их представлении о искусном и великом, которое, по мнению Добролюбова, только тормозило процесс развития искусства, оно держало его в ежовых рукавицах правил, въевшихся в саму кору головного мозга. Но тому виной были не незрелые умы критикующих, а само время, неожидавшее появление на свет гения Отсровского. Глядя на всю нашу мировую историю, можно неученым умом понять то, как время с трудом принимает все новое и нестандартное: оно готово веками считать абсолютной глупостью то, что потомки будут превозносить как апогей красоты и искусства, и наоборот: боготворить то, что однажды будет всем миром признано глупостью.