Проблема достижения высокой и благородной цели низкими средствами (Итоговое сочинение (декабрьское))

Можно ли достичь высокой цели низкими средствами? Верна ли поговорка: «Цель оправдывает средства»? Можно ли оправдать безнравственные или жестокие поступки благородными целями? Эти вопросы решал Ф.М.Достоевский в своём романе «Преступление и наказание» и доказал, что нельзя оправдывать пролитие крови, преступление, нарушение заповеди «не убий» высокими целями построения счастливого будущего. С особой остротой эти вопросы встали в годы революции и гражданской войны.

Над проблемой соотношения высоких целей и низких средств размышляет и А.А.Фадеев в своём романе «Разгром», написанном по горячим следам событий гражданской войны на Дальнем Востоке в 1927 году. Но он решает эту проблему по-новому, противопоставляя абстрактному гуманизму революционный гуманизм. С точки зрения автора, нравственным является то, что идёт на пользу рабочим и крестьянам, что служит победе революции и защите её завоеваний. По мнению писателя на пути революционных завоеваний, на пути к светлому будущему, на пути к строительству нового общества любые средства оправданны.

Рассмотрим три эпизода в романе, особенно ярко и остро раскрывающие проблему гуманизма.

Все эти эпизоды находятся в 9 главе «Страда». Партизанский отряд Левинсона испытывает недостаток в продовольствии, он чувствует, что лопаются невидимые провода, связывающие его с «партизанским нутром». После конфликта с партизаном, отказавшимся подчиняться командиру и лезть в холодную воду за рыбой, Левинсон перестал считаться с моральными принципами. Чтобы раздобыть продовольствие, он угонял коров, обирал крестьянские поля и огороды. Автор подчёркивает, что даже Морозка, которого ранее обсуждали на собрании за кражу дынь с баштана сельского председателя, понимает, что это совсем не похоже на кражу дынь с Рябцева баштана. Воровство и грабёж оправдывается целью сохранения отряда как боевой единицы.

Но самой драматичной является сцена с корейцем. Отряд перешёл через Удегинский отрог, питаясь только виноградом и попаренными на огне грибами. Партизаны вышли к одинокой корейской фанзушке. Узнав о том, что у корейца есть свинья пудов на десять, на которую вся корейская семья чуть ли не молится, ведь это мясо на всю зиму, Левинсон идёт к хозяину фанзы. Трясущийся, седоватый кореец сразу же взмолился, чтобы не трогали свинью. Левинсон, с одной стороны, жалел корейца, понимая, что обрекает его семью на голодную смерть зимой, с другой стороны он чувствовал за собой полтораста голодных ртов. Он пытался убедить корейца в том, что иначе поступить не может. Кореец заплакал, бросился на колени и стал целовать ноги Левинсону. Левинсон не поднимал корейца, так как боялся, что не выдержит и отменит приказ. Выдержал, победил своё сердце. Вся эта сцена дана глазами интеллигента Мечика, у которого сжимается сердце от жалости, он убежал за фанзу и уткнулся в солому. Но перед ним всё стояло заплаканное старческое лицо. «Неужели без этого нельзя?»- думал он, повторяя мысленно, что это очень жестоко. Мечик был уверен, что сам бы никогда так не поступил, но всё же свинью ел вместе со всеми, потому что был голоден. Мне кажется, именно в этом моменте развенчивается абстрактный гуманизм Мечика и утверждается необходимость революционного гуманизма. Жестокость оправдывается революционными целями борьбы за светлое будущее.

Рассмотрим ещё один эпизод. Левинсон, чувствуя опасность для отряда, решает пробираться на север, в Тудо-Вакскую долину, путь предстоит нелёгкий, далёкий. Но что делать со смертельно раненным в живот, умирающим Фроловым? Доктор Сташинский готов выполнить свой врачебный долг и остаться с умирающим до конца. Но Левинсон отвергает этот план, убеждённый, что завтра к обеду сюда придут японцы по свежим следам и всех расстреляют. «Единственное средство» Левинсон не называет, Сташинский по его глазам догадывается, о чём идёт речь. Мечик, невольный свидетель этой сцены догадывается, что Фролова хотят убить. Левинсон для очистки совести спрашивает, точно ли нет никакой надежды на выздоровление Фролова. Сташинский уверяет, что надежд нет никаких, но не в этом суть. Сташинский вместо брома собирается дать яд, больной не должен об этом догадаться. Но всё портит Мечик. Когда доктор наливал дрожащими руками что-то в мензурку. Мечик закричал: «Обождите!..Что делаете?» Только тогда Фролов понял, что ему пришёл конец. Он не удивился этому, не ощутил ни страха, ни волнения, ни горечи. Всё оказалось простым и лёгким, и даже странно было, зачем он так долго мучился, так упорно цеплялся за жизнь и боялся смерти. Жизнь сулила ему новые страдания, а смерть избавляла от них. Он сообщает Сташинскому, что на руднике у него семья, сынишка, просит, чтобы о нём позаботились.

Итак, мы видим, что в романе Фадеева сталкиваются в непримиримом противоречии гуманизм абстрактный и революционный. Жестокие поступки Левинсона, которые осуждает Мечик, Фадеев считает осознанной необходимостью. Не стоит только называть жестокую и трагическую неизбежность войны гуманизмом. Нельзя считать человечными и гуманными поступки, когда жертвуют одним во имя многих. Достоевский писал, что если в здание светлого будущего заложена хотя бы одна слезинка ребёнка, он отказывается от такого будущего, он был величайшим гуманистом.