По тексту В. А. Пьецуха «Принято считать, что литература человечества началась с древнего шумерского...» (ЕГЭ по русскому)

Художественная литература вот уже на протяжении нескольких веков помогает человеку познавать мир через призму общекультурного исторического опыта. Подобно нервной системе, она отвечает за интеллектуальное и душевное благополучие своих читателей. Современный московский прозаик В. Пьецух, рассуждая о роли книг, обозначает проблему «хорошей», великой и «плохой», второсортной литературы. «Изящная словесность», будем честны, включает в себя самые разные тексты, ибо люди всегда «пописывают» и «почитывают», однако уже около столетия в нашей стране существуют перечни произведений, с которыми должно ознакомиться каждому образованному человеку.

Как формируются такие списки? Что такое «дельная книга» и «большой писатель»? На эти и другие вопросы В. Пьецух пытается ответить в ходе своего эссе.

Корпус текстов, накопленный человечеством ввиду естественной эволюции морально-эстетических установок, действительно невозможно прочесть в одиночку. Задача филологической науки и примыкающей к ней литературной критики состоит в отборе наиболее знаменательных произведений, дающих представление как о культурных реалиях эпохи, так и об особенностях построения художественного мира, к действительности привязанного или, напротив, намеренно изолированного от неё.

Фигура автора, хотя и признаётся некоторыми литературоведами вторичной, есть один из ключей к дилемме о ценности текста. Пьецух считает, что хорошая книга, прежде всего, отличается целеполаганием, которое, отнюдь, доступно далеко не каждому писателю: называя сочинительство болезнью (распространённой в России в особенности), он признаёт, что поистине качественное произведение — результат одоления этого недуга, проще говоря, заключение собственного творческого порыва в концептуальные рамки (предложение №9). Настоящий талант стремится отразить мироздание в целом, в то время как графоман способен рассказать только о своём, любимом (предложение №10). Желание открыться миру литературы, по мнению Пьецуха, несвойственно ни тому, ни другому писательскому типажу, а значит, принцип «бездарности пробьются сами», таким образом, обнуляется. Именно поэтому мы не можем утверждать, мол, большой писатель смиренно трудится и этим резко отличается от литератора-любителя. Нелёгкая доля судить тексты, следовательно, выпадает на историческое время, у которого есть верные сподручные – учёные и публицисты, активно исследующие необъятные просторы нашей литературы.

Чтение, так или иначе, есть диалог с авторским «я». Процесс умственно-чувственного поглощения художественных произведений мотивирован человеческой невозможностью перепробовать всё на своей шкуре. Как и в случае с первым примером-иллюстрацией, хорошей книгой Пьецух называет ту, которая в основании своём имеет цель (предложение №13): «золотой фонд русской литературы», сформированный отчасти в согласии с идеологической терпимостью текста, очень нравоучителен и мудр — на этом фоне плохое произведение характеризуется бесцельностью и безрассудством. Правда, при таком подходе остаётся неясным, что из литературы считать достойным нашего драгоценного времени. Исключая из «рациона» низкокачественную писанину, мы лишаем себя совершенствования навыков критического чтения, что отчасти влияет на наше отдаление от «разумного» подхода к жизни, сопровождаемого обязательным скепсисом. Думаю, всё это не сильно способствует укоренению идеи об исключительности «высших курсов», которые были дарованы человеку мыслящему ввиду невозможности удовлетворить его потребности в общении с «самыми просвещёнными умами» напрямую (предложение №18).

Авторская позиция в эссе представлена цитатой из И. Бродского: «Человек — это то, что он читает». Я согласен с мнением В. Пьецуха, ведь литература в самом деле влияет на наши разум и интуитивную связь с миром, однако из этого не следует, что, будучи знакомым с каноном «хороших» текстов, вы будете вправе называться «приятным» человеком. В рассказе «О вреде чтения», принадлежащем тому же автору, что и предложенное составителями эссе, разворачивается показательная ситуация: авторитет бездельника Павла Зюзина основывается на знании основ классической литературы (герой просвещает деревенских мужиков путём пересказа (часто ему не принадлежащего) хрестоматийных сюжетов), но однажды положение персонажа подвергается сомнению, так как на личную оценку нетленных шедевров словесности его умственных ресурсов, увы, не хватает. Пьецух рисует обратную, неприглядную сторону влияния «хороших» книг на читателя — Зюзин оказывается воплощением, что называется, человека без головы на плечах, ибо положения, намеренно забитые на подкорку, ещё не есть приобщение к мировому культурному опыту. Помимо компетентных лиц в процессе определения, хорош текст или нет, принимает участие и непосредственно сам читатель: на мой взгляд, ни один «писатель-феномен» не в силах стать полезным, если для того не прилагает усилия его «собеседник». Таким образом, В. Пьецух в двух рассмотренных мной текстах предлагает разные точки зрения на проблему чтения: не всегда «хорошая» литература является «хорошей», а «плохая» — «плохой». Одним словом, книге от дружбы до вражды с читателем один шаг... ну или несколько больше.