В чём внутреннее противоречие Раскольникова? по роману Преступление и наказание (Достоевский Ф. М.)

“Знаете, что такое обратное общее место? Когда человек влюблен, он краснеет, у него бьется сердце и т. д. Это все общие места. А у Достоевского все делается наоборот…” — так говорил о Достоевском Тургенев. Действительно, впоследствии сам писатель называл свой метод фантастическим реализмом, и тот нашел отражение в романе “Преступление и наказание”, в котором отмечается тонкая исследовательская работа психолога над противоречивой и словно ненатуральной, “обратной” личностью Раскольникова. Но ненатуральность эта объясняется внутренним расколом персонажа.

Первое, что на это указывает, — сама фамилия героя, затем — его характеристика, его окружение; все вокруг него — и причина, и следствие противоречия героя.

Он “был замечательно хорош собою”, но “ужасно одет”: в таких лохмотьях “приличный человек посовестился бы днем выходить... на улицу”, но даже под этими одеждами сохранялась его прямая осанка, как под покровом нищеты сохранялась “осанка” его гордого ума. Каморка, похожая на гроб, ограничивала его мысли; душный, грязный город был для него клеткой, но также — колыбельной; он был в ней рождён и не мог так просто из нее выбраться. Возможно, при других обстоятельствах Раскольников смог бы стать ученым мужем или отличным юристом, но был исключен из университета за нехваткой средств и лишен работы; мог бы стать любящим свою семью и людей вокруг, но был “мнителен и ипохондрик”, подвергнут безумному тщеславию. Как в Петербурге “пышный” город противостоял грязному Сенному району, так и в его душе родились противоречие между чистой душой и грязью, нечистыми стремлениями и вопрос: “А есть ли выход из этой червоточины?”

И вопрос этот переродился в идею. Лишенный всего, Раскольников стал человеком этой идеи; она стала всем, чем был занят его ум, она стала его последним своеобразным смыслом жизни. Вопрос этот не грянул неожиданно, а был давнишним, наболевшим; он был рожден из тоски, которая “нарастала, накоплялась”, терзала ему сердце, и затем предстал перед героем, “неотразимо требуя разрешения”. Идею он опубликовал в статье за полгода до убийства, и заключалась она в разделении людей на “обыкновенных” и “необыкновенных”. Обыкновенный человек, согласно его теории, — вошь, низший разряд, подчиняющийся принятой человеческой нравственности, и заповеди для него — главный ориентир, когда человек необыкновенный “имеет право разрешить своей совести перешагнуть... через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи (иногда спасительной, может быть, для всего человечества) того потребует”, то есть, такие “законодатели человечества”, как Наполеон, Магомет, Ньютон, при нужде могут закрыть глаза даже на заповедь “не убий”. И для Раскольникова именно эта теория избранной личности становится главным мотивом убийства, которое должно разрешить: “Тварь я дрожащая или право имею?”; то есть, он, в душе человек нежной натуры, мечтатель, “отличнейший человек”, человек образованный, хотел пресечь закон и отказаться от самого себя, полагая, что этим откажется от самой среды унижения и сможет вырваться из неё, но не принял в расчет, что убийство опустит его еще ниже и породит в душе неразрешимый конфликт. Если сначала нам — и самому герою — кажется, что он убивает старуху-процентщицу ради спасения близких и многих других бедных людей, которых выручат эти деньги, то потом Раскольников признается, что истинной целью преступления было совсем иное, и убийство на самом деле было идеологическим убийством, убийством-проверкой: “Я просто убил, для себя убил; для себя одного… Мне другое надо было узнать… Смогу ли переступить или не смогу!”.

Но идея, рожденная из противоречия, сама породила в его душе новое противоречие. Так, например, согласно теории, “необыкновенные” люди совершают преступление в праведном, спокойном состоянии духа, когда Раскольников испытывает страх, ужас, почти впадает в безумие. Сама природа Родиона противилась убийству, его добрая натура, похороненная под покрывалом нищеты и грязи; но вот — оно уже совершено. И, проникаясь презрением к людям, которых “вожди” даже не замечают, — так же, как он проникся своей идею, — он одновременно испытывает почти религиозное страдание при виде их бед, но затем говорит себе, что какой-то “процент” должен отсеиваться; испытывал религиозное страдание, когда “не веровал” в бога; но душа его была наполнена чистым светом, даже когда он не верил. Свершив преступление, он чувствует с горечью, как отдален от людей (людей “низшего разряда”!), какая между ними пропасть, но он любит свою семью, даже когда питает ненависть к ней, он помогает Мармеладовым. Мучаясь над совершенным преступлением — Раскольников осознает, что это преступление, когда убеждал себя, что это особое поведение “необыкновенных! — он его не признает позже: “Совесть моя спокойна. Конечно, сделано уголовное преступление… ну и возьмите за букву закона мою голову… и довольно”. Но встретил он Соню Мармеладову, и она воззвала к его человечности, и та проснулась, подавленная душными стенами, душными мыслями. Не признавая всей тяжести преступления, Раскольников становится все более одиноким и отчужденным, пока ему в остроге не снится сон о моровой язве и о мире совершенных людей — и о том, как этот мир пал. Сон этот основан был на 24 главе Евангелие, и по пробуждении “убийца и блудница” берут в руки священное писание.

Соня читала Библию Раскольникову и ранее, но только лишь теперь он, взяв эту книгу в руки, раскрывает свою душу перед Богом, и открытый финал романа предполагает его дальнейшее излечение от “язвы”. Бог нашел человека, и только лишь христианское смирение, считает Достоевский, покажет путь полному противоречий несчастному. Но только чистый разумом и сердцем сможет принять его, и Раскольников прошел к нему и вылечился от безумия.