Смысл названия романа «Преступление и наказание» (Достоевский Ф. М.)

У каждого произведения художественной литературы есть своё собственное название, как у каждого человека есть имя: с него начинается знакомство. Но, в отличие от человеческого, книжное «имя» всегда несёт особый крест, и именно оно, являющееся важной частью произведения, приоткрывает завесу тайны замысла. Так и название романа «Преступление и наказание» отражает главный смысл того.

Роман повествует о Раскольникове, человеке идеи, и о том, как эта идея сподвигла его на убийство, совершенное в нечеловеческих условиях и из-за них. Казалось бы, рассуждать больше не о чем — убийство и есть то пресловутое преступление.

Но его корни уходят глубже, до самого ядра, до самого религиозного контекста. Читая Достоевского, стоит иметь в виду, какое место в его жизни занимало Евангелие, и многое нужно рассматривать под углом христианского подтекста. Так и убийство старухи-процентщицы повлекло за собой “самоубийство” — смерть души, и сам Раскольников признается: “Я ведь не старушонку убил, я себя убил!”: ведь каждый равен перед лицом господним, и даже если жертва была “злая, больная старушонка”, гаденькая, если от неё было одно лишь горе — в ней тоже была тайна жизни, а Раскольников отверг саму человеческую природу; и слово “преступление” будет значить не “преступить закон”, а преступить эту природу и людскую заповедь.

В художественном времени также отражены библейские мотивы: так, до преступления Раскольников целых три дня неумолимо приближался к смерти. Число “три” символизирует человеческую душу; также, оно является священным числом христианства и часто встречается в священном писании, например, когда говорится о трех днях смерти Христа. С темой же наказания Достоевский связал историю о “четырехдневном Лазаре” — постепенного выздоровления и “возрождения” души. И именно потому в шестой части, наполненной нескончаемой чередой кульминаций, появляется образ Порфирия Петровича. Само понятие наказание плотно пересекается с искуплением, и он, “светский священник”, оттягивая момент ареста, словно вынуждает самого Раскольникова признаться; он верит в воскрешение души “падшего” преступника. К искуплению ведет искреннее покаяние... Но единственное, что Родион считает своим “преступлением” — то, что он не справился, не смог “переступить”, и оказался “тварью дрожащей”. “Возьмите за букву закона мою голову... и довольно!” — говорил он сам себе. Истинного покаяния при признании не случилось — таким образом он лишь сбросил со своих плечей непомерный груз. Герой болен: его наказание — в болезни, в мучительном томлении и одиночестве, на которое он сам себя обрёк, проведя кровью черту между собой и людским родом, а вовсе не в “фактическом” наказании — каторге.

Но ведь каждый равен перед богом. Свершивший преступление найдет своё наказание, но оно предвещает искупление, что приведёт душу к всеобъемлющей любви и всемирной неге — это и скрывает в себе название произведения; его лицо мы видим первым, и именно оно будет нашим проводником в бескрайний мир художественного замысла.