А. И. Солженицын «Один день Ивана Денисовича» (Читательский дневник)

Год написания: 1959

Жанр: рассказ (так этот жанр определил автор) или новелла (так считал И. Бродский) или или повесть (по-мнению литературных критиков)

«Один день Ивана Денисовича» — талантливое, первое, а потому особо яркое произведение о жизни «за решеткой» в СССР. Трогающее душу, сильное в своей реальности описание одного из дней в одной из тюрем для политзаключенных ГУЛАГа. Время описываемых в произведении событий — начало 1951 года, зима.

Главный герой – Иван Денисович Шухов, пятидесятилетний деревенский мужчина, получивший «десятку» за то, что бежал из фашистского плена и не смог пройти проверку на отсутствие связей с немцами (не потому что связи были, а потому что ему не позволили это сделать).

На момент начала рассказа — отсидел уже 8 лет из 10-ти, выйти на свободу уже и не надеялся. Переведен из лагеря в Усть-Ижме. Лагерный номер — Щ — 854.

Он совсем не ленив, умеет работать много и качественно, хитер (но не в ущерб окружающим, а в силу своих смекалки, сноровки и наблюдательности). Из привилегий — два письма жене в год. Причем герой считал, что надежд жены на послетюремную жизнь, выраженных в этих письмах он не оправдает.

Перед читателем развертывается реалистичная до мельчайших тонкостей картина одного из типичных дней одного из заключенных.

Начало рассказа — подъём в 5 утра (как и всегда). Темень и холод — как в помещении, так и на улице. Иван Денисович Шухов заболел («не то знобило, не то ломало»), поэтому особенно не желал вставать. Хотя и было до развода полтора часа «своего» времени.

Шухов лежал до последнего, ждал, что или «забило бы в ознобе, или ломота прошла. А ни то ни сё».

Поверка, докуривание сигареты за однобригадником Цезарем Марковичем, утренний шмон, а дальше — дорога на стройплощадку колонной по пять и мысли о доме (а дома Иван Денисович не был с 23 июня 1941 года), письме жене, жизни и заработке на воле...

На месте стройки — Иван Денисович посидел на деревянной форме в авторемонтных мастерских, съел с большим вниманием половинку хлебной пайки черного сырого хлеба, вспоминая, как ели в деревне при колхозах и до них...да не весь хлеб съел, а оставил кусок полукруглой корочки на обед, чтоб кашу собирать ею из миски.

От бригадира Тюрина Шухов получил разнарядку — утеплить машинный зал, а после обеда класть стены на втором этаже вместе с Яном (Ваней) Кильдигсом. Задача укладки стен шлакоблоками была дана им, как лучшим мастерам.

Разные люди – по-разному работали, бригадир ушел закрывать процентовку, время быстро летело за работой, хоть срок, казалось не уменьшался нисколько...

В полдень Шухов и Ян поднялись на второй этаж — класть стены, куда уже были вручную подняты шлакоблоки с земли.

По гудку с электропоезда занимать места в столовой пошли помбригадира Павло, Шухов и Гопчик. Во время выдачи мисок на бригаду Шухов сумел «закосить» две лишних миски каши. Во время обеда съел и двойную порцию овсянки на воде и доев остатки своей хлебной корочки.

После обеда унес порцию Цезарю Марковичу, работающему помощником нормировщика и в столовую не ходящему.

На обратном пути нашел кусок стального ножовочного полотна, надеясь в будущем сделать сапожный ножик.

На ТЭЦ — сначала рассказ Тюрина о жизни его дотюремной, потом подъем наверх и работа.

Вечером Шухов остался последний, один завершил кладку мастерком, который не нужно было сдавать в инструменталку.

По окончании работы опять проверка, караул недосчитался одного зэка. Его поиск задержал 500 человек на полчаса, потом опять пересчет, разбор в колонну по пять... Шухов сумел

Мое мнение: Очень своеобразный рассказ. После прочтения можно рассуждать о тюремной прозе, эксплуатации труда заключенных, нравственности, трагедии «маленького человека». Но наибольшие эмоции у меня вызвало описание еды, даже не само описание, а отношение к пище. Овёс, что до тюрьмы воспринимался едой для лошадей, крупинки овощей или жиров, ошметки капусты или рыбы в тарелке... Это описано с такой потрясающей эмоциональной силой, что невольно задумываешься о том, как живешь ты сам, как мог бы жить в другой ситуации. И повторяется мысль в голове — «как же хорошо, что я жива; как же хорошо я живу». С новой силой всплывают в голове наставления старших о том, как надо беречь то, что уже есть. Возникает желание сделать что-то приятное близким, да хоть просто обнять маму, благодаря за то, что она жива и рядом!